Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
— Класс!
«Единственная поварешка дегтя в этом блюдечке меда, — размышляю я, осторожно входя в студию, где мы с Мел договорились встретиться, — это короста на моем лице». Испытываю непреодолимое желание отсечь на фиг подбородок ножом. Жаль, что иду не на маскарад: а то напялила бы чадру.
Сижу на стуле рядом с пианисткой и наблюдаю за балеринами. Хочется вскочить и восторженно завопить: «Господи, до чего ж вы все талантливые!» Никак не могу привыкнуть к красоте классического балета. Я смотрела «Лебединое озеро» — в профессиональных кругах более известное как «долбежка» — уже раз пятьдесят, и при первом же трепетании отороченной перьями пачки я буквально таю. Когда я только пришла работать в компанию, то, посмотрев одну из репетиций, спросила у Мэтта: «А кто тот бог в головном платке?» На что получила в ответ: «У нас правило: не трахаться с персоналом».
Будто у меня есть выбор! Танцовщики, как правило, «штатскими» не увлекаются. Как сказала однажды Джульетта: «Стоит разок проехаться в „мерседесе“ — и больше уже никогда не захочется сесть за руль другой машины». Смотрю сейчас на Оскара: как он поправляет свою бандану, глядя в зеркало. На этой неделе компания репетирует к весеннему сезону. Мел сидит на полу, одетая в нечто, напоминающее детские ползунки. Нарезая кусочками пластырь, она обклеивает мозоли на ногах. Ее ступни просто ужасны! Меня всегда поражало, сколько грязи, пота и слез скрывается за кажущимся спокойствием этого чистейшего из искусств. Балерины — те же спортсменки. Разница лишь в том, что они не имеют права показывать зрителю, как им больно, и меня всегда приводили в благоговейный трепет их дисциплинированность и самообладание.
В следующий момент в зал со свистом влетает худрук, приказывая всем «немедленно скидывать лишнее барахло». Худрука боятся сильнее, чем какого-нибудь мстительного божества, и вся труппа второпях принимается сбрасывать с себя верхнюю одежду. По тому, что они надевают на репетицию, можно практически безошибочно сказать, чувствуют они себя толстыми или нет. Порой появляется ощущение, что ты не в балетной студии, а в какой-нибудь лыжной секции. Репетитор, — чья работа состоит в том, чтобы вдыхать жизнь в постановку и стучать на танцовщиц худруку, — уже прогоняет ведущие пары по сцене.
Сегодня у репетитора просто геркулесова задача — переводить на английский язык инструкции Анастасии Косовой, бывшей примы Кировского театра, которая «ставит» у нас «Ромео и Джульетту». Анастасии шестьдесят семь, у нее осиная талия, и вряд ли ей удастся вдохнуть в эти грушевидные английские тела даже малую толику своей гениальности. Все дело в том, что они буквально деревенеют от страха перед ней. Мел торопится занять свое место: «простите, пожалуйста». Худрук, словно стервятник, наблюдает за происходящим.
Пианистка наяривает, танцовщики и танцовщицы танцуют до головокружения, Анастасия кричит:
— Сразу видно, вы делать работа! Вот это, — делает грациозное па, — достоинство. А это, — передразнивает танцовщиц, изображая деревянную марионетку, — не достоинство! Где грация? Не дергаться! Порыв! Я не видеть ваш дуга! Давайте еще раз écarte! Внимание! — Вспотевшие и едва переводящие дух солисты уныло смотрят на ее демонстрацию. — Мягко, мягко… подъем! Подъем! Контролировать сам! Держать, держать, теперь нести сам! Нести, нести, маленький ronde de jambe — маленький, а? Теперь ставить на землю! Пока идти вперед — прогибаться, но не сильно! Да! Хорошо, давать, не уронять! Как, — она поворачивается к репетитору, — объясняй это на технический английский?
Спустя сорок мучительных минут репетиция окончена. Мел выглядит разбитой, и я искренне ей сочувствую. В балете все построено на муштре. И все, кто им занимается, помешаны на достижении совершенства. Ни для кого не секрет, что большинство звезд балета — это смесь тщеславия и неуверенности в себе. Когда Мел проходит мимо худрука, тот негромко говорит:
— Сегодня неплохо постаралась, дорогуша.
Мы идем в кафе на углу, и я вижу, как она измотана. Мне неловко об этом говорить, но сегодняшнее исполнение Мел трудно назвать замечательным. Пару раз она даже спотыкалась. И хотя у Мел конституция перышка зеленого лука, бедра ее выглядят округлыми и мягкими. Внезапно она взрывается:
— Это все Оскар! Он меня сдерживает! Каждый раз отстает на поддержке! И вообще — танцует как окоченелый труп!
Мне что-то совсем не хочется насаживать на вертел несогласия молочного поросенка нашей едва зарождающейся дружбы. И я предлагаю утешительный приз.
— Бедняжка, — говорю я ей. — А знаешь что… — скрещиваю пальцы на удачу, — я переговорила с «Сан», и они согласились дать о тебе статью.
Мел от радости даже подпрыгивает на месте, как маленький зайчонок.
— Когда? — выдыхает она, втискивая остатки надежды в одно коротенькое слово.
Я улыбаюсь, но мое сердце беспокойно подпрыгивает в груди. Стараюсь не обращать внимание. Такова цена, за которую продаешь свою профессиональную душу дьяволу. Так или иначе, но оно того стоит: достаточно взглянуть на благодарное выражение лица Мел. В ее собственном, маленьком мирке я сейчас — персона номер один. Говорю, что в это воскресенье и что статья будет для раздела «Красота и здоровье».
— Они хотят сравнить твою физическую подготовку с показателями регбиста. Так что статья будет с юмором, и еще они собираются сделать шикарные фотки: ты в балетной пачке, крупный план, плюс разные стилисты-визажисты; а у «Сан» такие тиражи, что ты моментально станешь еще более знаменитой, чем сейчас!
Мел улыбается во все свои тридцать два зуба. Мы усаживаемся за столик в кафе. Она заказывает батончик «Марс» и кока-колу.
— Моя первая еда за два дня, — сообщает Мел.
— Ого! И как ты себя чувствуешь?
Она снова улыбается.
— На верху блаженства.
Вспоминаю, как наш диетолог как-то увещевал одну юную балерину лучше питаться, чтобы не отбросить коньки к сорока годам. «Подумаешь, к сорока! — фыркнула та. — Да я и не собираюсь жить так долго».
Сдержанно улыбаюсь, пытаясь не думать о том, стоило ли вообще затевать эту канитель. По идее, надо было заранее согласовать все с худруком, но я этого не сделала, а Мэтт полагает, что все согласовано.
— Мне кажется, — говорю я, — тебе нужно больше есть.
Мел хмурит брови.
— Натали, у меня широченные бедра. Ноги коротенькие, а шеи вовсе нет, так что я просто не могу позволить себе жрать как свинья.
Я и не говорила: «жрать как свинья»; я сказала: «есть».
— Хочу, чтоб было видно кость! — добавляет она, цитируя недавно почившего хореографа: четырежды женатого — и все на своих балеринах (текучка в этой индустрии весьма высокая).
Вздыхаю. Ее неуверенность в себе просто поражает. В прошлом году компания приглашала двадцатитрехлетнюю балерину из Сербии: замечательная лирическая танцовщица, правда, чуток полновата по сравнению, скажем, с бамбуковой тростью. Посмотрев, как она — в черной пачке, исполняет партию Одилии в «Лебедином озере», Мел с издевкой заметила: «Спорим, она считает, что черный цвет ее стройнит. А сама напоминает дельфиниху с подкрашенным чернилами брюхом».
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 132
