– Боже, какая неловкая ситуация. Они тебя однозначно не узнали.
– Зато тебя они знают. Хотя я бы не заподозрил в них ценителей классической музыки, – но тут я смотрю на собственные джинсы, черную футболку, поношенные кеды. – А ведь я когда-то слушал классику, так что нет смысла судить по внешности.
Мия смеется.
– Не ценители. Юфимия меня запомнила с тех времен, когда я играла в метро.
– В метро? Что, дела настолько плохи? – когда до меня доходит, что именно я только что сказал, мне страшно хочется нажать на кнопку обратной перемотки. У таких, как Мия, про трудности не спрашивают, к тому же я знаю, что дело точно не в финансах. У Дэнни оказалась дополнительная страховка, а первую Мия получила через учительский профсоюз, так что она оказалась довольно хорошо обеспечена, хотя о второй стало известно не сразу. Отчасти по этой причине после аварии различные музыканты нашего города дали несколько благотворительных концертов и собрали пять штук баксов, чтобы Мия могла поехать в Джулиард. Ее бабушка с дедом, да и я тоже, были этим очень тронуты – а она сама, наоборот, пришла в бешенство и отказалась брать эти деньги, говоря, что они кровавые. Дед сказал ей, что принять щедрость окружающих – это тоже добрый поступок, потому что от этого людям станет лучше, а Мия с презрением ответила, что не ее забота делать так, чтобы другим было лучше.
Но сейчас она лишь улыбается.
– Это был просто какой-то порыв. Но он оказался на удивление плодотворным. Юфимия меня там увидела и запомнила. И когда я пришла сюда поесть, она с гордостью сообщила, что положила мне целый доллар.
У нее снова звонит телефон, и мы оба сидим, слушаем механическую мелодию. Бетховен.
– Не будешь отвечать? – спрашиваю я.
Мия с несколько виноватым видом качает головой.
Звонок смолкает, но тут же напоминает о себе снова.
– Да ты сегодня популярна.
– Это говорит не столько о популярности, сколько о том, что у меня проблемы. Я после концерта должна была идти на званый обед. С кучей шишек. Импресарио. Спонсоров. Я почти уверена, что это либо кто-нибудь из преподавателей Джулиарда, либо из «Юных дарований», либо же из моих менеджеров, но он непременно хочет на меня наорать.
– Может, Эрнесто? – бросаю я настолько небрежно, насколько это в человеческих силах. Ставрос и Юфимия намекали же на то, что у Мии есть какой-то модный жених – которого она не таскает по греческим забегаловкам. Который не я.
Она снова смущается.
– Возможно.
– Знаешь, если тебе надо с кем-то поговорить, или, там, на встречу какую-нибудь – я не хотел бы оказаться помехой.
– Нет. Я лучше выключу. – И она лезет в сумочку.
Ставрос приносит Мие кофе со льдом, мне – «Будвайзер», после чего повисает очередная неловкая пауза.
– Значит, – начинаю я.
– Значит, – повторяет она.
– Значит, у тебя здесь есть «как обычно». Часто тут бываешь?
– Да, я хожу сюда ради их спанакопиты и назойливости. Наш кампус тут недалеко, так что я раньше часто здесь бывала.
Раньше? Уже раз в двадцатый за сегодня я пытаюсь все сосчитать. Мия уехала в Джулиард три года назад. Значит, этой осенью должна его заканчивать. Но она уже играет в Карнеги-холле? У нее есть свой менеджер? Я вдруг начинаю жалеть, что прочел ту статью недостаточно внимательно.
– А теперь что изменилось? – моя печаль эхом звучит по всей забегаловке.
Лицо Мии напрягается, над переносицей проступает глубокая складка.
– В смысле? – поспешно переспрашивает она.
– Ты же еще учишься?
– А, ты про это. – Лицо расслабляется. – Мне стоило раньше сказать. Я весной закончила. В Джулиарде есть трехгодичная программа для…
– Виртуозов. – Я хотел сделать комплимент, но поскольку у меня нет досье Мии – статистические данные, основные моменты биографии, достижения, – звучит это как-то с горечью.
– Одаренных студентов, – поправляет она, чуть ли не извиняясь. – Я решила закончить раньше, чтобы уже начать выступать. Ну вот, начинаю. Прямо сейчас начинаю.
– О.
Мы сидим в неловком молчании до тех пор, пока Ставрос не приносит еду. Когда я заказывал, даже не думал о голоде, но, ощутив запах своего бургера, я слышу, что и у меня живот урчит. Вспоминаю, что за весь день съел только пару хот-догов. Ставрос расставляет перед Мией целое множество блюд: салат, пирог со шпинатом, картошка фри, рисовый пудинг.
– Это ты съедаешь всегда? – интересуюсь я.
– Я же тебе говорила, два дня не ела. К тому же, ты же знаешь, сколько я могу оставить. В смысле, знал…
– Маэстро, если что нужно – кричите.
– Спасибо, Ставрос.
Когда он уходит, несколько минут мы набиваем рот картошкой – чтобы не разговаривать.
– Ну… – начинаю потом я.
– Ну… – повторяет она. – Как все? Ребята из группы?
– Хорошо.
– Где они сегодня?
– В Лондон летят.
– Ты же вроде говорил, что завтра.
– Да, мне просто надо было доделать тут кое-что по мелочи. Типа логистика. Так что я на день дольше задержался.
– Повезло.
– В смысле?
– Ну… что так сложилось, иначе бы мы не встретились.
Я смотрю на Мию. Неужели она это серьезно? Десять минут назад казалось, что ее удар хватит от одной мысли, что меня могут принять за ее парня, а теперь говорит, что ей, оказывается, повезло, что я ее выследил. Хотя, может, это она просто из вежливости.
– А Лиз? Все еще с Сарой?
О да, это точно была интерлюдия в разговоре ни о чем.
– Ага, у них все отлично. Хотят даже пожениться, но все время спорят о том, стоит ли ради этого поехать в другой штат типа Айовы, где такие браки разрешены, или дождаться, когда то же самое будет и в Орегоне. Столько суеты из-за какой-то формальности, – я непонимающе качаю головой.
– Погоди, а ты что, жениться не хочешь? – в ее голосе слышится намек на вызов.
Смотреть мне на Мию нелегко, но я заставляю себя это сделать.
– Ни в коем случае, – отвечаю я.
– А, – она вздыхает почти с облегчением.
Не бойся, Мия, предлагать тебе руку и сердце я не собирался.
– А ты сам? Все еще в Орегоне живешь?
– Не, переехал в Лос-Анджелес.
– Тоже устал от дождей и подался на юга.
– Ага, типа того. – Какой смысл говорить, что возможность ужинать на улице в феврале месяце быстро приелась и что отсутствие смены времен года кажется мне категорически неправильным. Я – антипод тех людей, кому зимой необходимо ходить в солярий. Мне, чтобы почувствовать себя нормально в разгар ненастоящей солнечной лос-анджелесской зимы, приходится прятаться в темный чулан. – И родителей перевез. У отца артрит, ему в жарком климате лучше.
