Охотников до расправы недолго пришлось искать: вся деревня побаивалась и тихо ненавидела маленькую девочку, пугавшую селян не по возрасту разумной речью и странным поведением, а больше всего – дурным глазом. То засуху накаркает, то младенца уморит, как было с рудковой молодухой, родившей мертвого только потому, что ведьма наговорила – еще лепеча, толком говорить не умеючи, – будто не видать плоду света, ежели тута родить. А где еще родить, спрашивается, как не в родном хлеву? Так и случилось. Сглазила. Обмотало пуповиной, и задохся младенец-то. Повитуха сразу на ведьму сказала: она, мол, больше некому так младенца спортить.
Девочка споткнулась и заверещала, вырываясь из лап подоспевших мужиков, да они ей быстро рот заткнули. И потащили топить отчаянно бьющееся тельце в реке. Мало ли их, мальцов недосмотренных, летом по рекам тонет. Каждый год не по одному. Утопла и утопла. Случайно, мол. Хотели вытащить, да не поспели, и все тут. Поди докажи. А то ведьма-то – дочка господской любимицы. Не ровен час и расследование учинить могут, кто да что.
– Слышь, Гнесь, ты ей легонько колом-то по затылку тюкни, чтоб оглушить токмо. А не то, не дай бог, заорет, услышит кто. Да не ломай кости-то, следов не оставляй! И без синяков чтоб…
Тщедушный Гнесь, стрельнув по сторонам вороватыми глазенками, осклабился понятливо и тюкнул слегка. Чисто, только оглушил пойманную, и та затихла, потеряв сознание и разом обмякнув. Кривоглазый вытащил кляп и бросил тельце в воду, поближе к зарослям ивы, где под водой густо темнели глубокие ямины.
Троица постояла, понаблюдав, как медленно, словно на чьей-то широкой ладони, девочка погружается в воду. Плотный шелковый чепчик, набитый копной волос, вздулся и еще поддерживал головку, и она покачивалась на воде, как огромный поплавок.
– Может, попридержать под водой надо было, а, мужики? – дернулся было Лют к реке.
– Не боись, и так утопнет, – шепотом остановил его Гнесь. – Утащит, там омутцы, под ивами-то. Слышь, где-то ветка треснула. Бежать надоть!
Троица рассыпалась в разные стороны, затрещала на бегу ветвями. Но откуда-то из кустов как крыло гигантской птицы выметнулась огромная черная тень, кинулась на беглецов, моментально накрыв одного. Послышались сдавленные крики, шум драки. Щуплый Гнесь припустил прочь что было мочи.
Кривоглазый, грузно топавший в противоположную сторону, столкнулся с бегущим к реке вихрастым мальчонкой.
– Ах ты, гад, ты-то откель взялся! – попытался остановить его Лют. – Да я тебя одним пальцем!..
Чепчик намок, наконец, и тельце девочки скрылось под водой, соскользнув с поддерживавшей спинку коряги.
Мальчонка с золотистой, как подсолнух, головой увернулся от кривоглазого, пнул его ногой в деревянном башмаке в пах и, уже не обращая внимания на застонавшего верзилу, рванул к воде, лихорадочно окинул взглядом прибрежную гладь, крикнул:
– Брэнглэп! Ко мне!
Тень взвилась, накрыла кривоглазого, после чего тот перестал барахтаться и распластался неловким кулем. Мальчонка уже нашарил тельце девочки, сам изрядно нахлебавшись, когда тень гигантским прыжком метнулась с берега, бесшумно войдя в воду. Внушительная пасть бережно подхватила детей и вынесла на берег. Чудовище, похожее на огромного пса, обнюхало спасенных, облизало как щенят.
Мальчик склонился над спасенной и, смахивая с глаз то ли капли воды, то ли слезы, распорол врезавшуюся в горло тесьму чепчика, потом резко надавил на грудную клетку:
– Ну же, дыши! Ты должна дышать! Дыши!
Девочка судорожно вздохнула, закашлялась. Он приподнял ей голову. Чепчик слетел, и хлынули по плечам густые длинные локоны, невероятно белые и такие яркие, словно они светились изнутри.
Мальчик присвистнул от изумления, недоверчиво потрогал белоснежную гриву. Волосы даже не были влажными.
– Смотри-ка, Брэнглэп! Дивная у нас сегодня добыча! Узнаешь?
В ответ громадный клуб тьмы тоненько заскулил, попятился. Мальчишка хмыкнул:
– Не трусь. Она непроявленная. И вообще полумертвая. Еще долго не очнется. А мы посторожим, нам торопиться некуда.
Девочка дышала ровно, будто спала. Спаситель срезал ножом серебряную прядку, спрятал в карман. Чудище брезгливо фыркнуло. Мальчишка сверкнул на него сердитыми синими глазами:
– Ну и тупой же ты, Брэнг! Учитель все равно найдет меня и заставит вернуться. Да теперь не накажет. И не фыркай, как табун жеребцов! Спорим, не накажет? Потому что я покажу ему кое-что! – Он хлопнул по карману с добычей. – За один волосок старик простит мне все грехи, и прошлые, и будущие. Если я не ошибаюсь, они ищут эту русалку уже лет пять. А мы взяли и выловили. А знаешь, что я скажу ему? Что нашел один волосок в лесах далекой Бор-унии, на ветке, когда присел под кустик по нужде!
Клуб тьмы с очертаниями пса разразился приступом громогласного кашля. Мальчик испуганно покосился на спасенную, но та и не подумала приходить в себя, дышала так же ровно.
– А может, и не найдет меня старик, – задумчиво продолжил мальчик. – С тех пор, как мы вместе, Брэнг, мне кажется, он мне уже не нужен. Ты не знаешь, с чего бы это мне так кажется?
Брэнглэп вздохнул. Его друг опустил золотистую голову:
– Ну и ладно. Знаю, что должен. Вернусь я к ним. Но только после того, как ты покажешь мне Землю Проклятых. Ты обещал. И еще… я не повидался с теми, кого искал. Не за девчонкой же мы сюда пришли! Идем, надо еще с последним из этих троих вурдалаков непроявленных поговорить…
Хвостатый клуб тьмы поспешно скрылся, изобразив страшно занятую собаку, взявшую след убийцы. Мальчишка свистнул пса, услышал в ответ далекий человеческий вопль, слившийся с жутким воем неведомой Твари, встряхнулся по-собачьи, разбрызгивая капли с мокрой одежды и потемневших от влаги вихров, и торопливо убежал.
Когда девочка открыла глаза, вокруг никого уже не было.
На следующий день все население местечка Ирд искало троих исчезнувших мужчин. Собаки потеряли след у речной излучины за заброшенной мельницей, пользовавшейся дурной славой. Кто-то вспомнил, что в тот день от мельницы вдруг донесся неслыханный чудовищный вой. Кто-то заметил, что исчезла еще и старая полусгнившая лодка, валявшаяся на берегу в том месте, дальше которого собаки не шли, сбиваясь в кучу и тоскливо поскуливая. На месте, где прежде лежала лодка, трава стояла непримятая, такая же высокая, как и на всем косогоре, что повергло селян в мистический ужас. Ожили и поползли древние сказки о жутких демонах – нигах, невидимо караулящих добычу.
КРЕПОСТЬ ГАРС. НАСТОЯЩЕЕ
Драконья морда ожерелья гаркнула: «Па-адъем! На зарядку становись! Тьфу, опять забыл, для какого века вещаю… Гарс! Переходим к водным процедурам настоящего!»
Я стиснула надоедливого глашатая, уколовшись о его клыки. И нехотя очнулась на полу опекунского кабинета с двумя мыслями сразу.
