Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
– Ага! Такой попался! С довеском согласен взять… Что, четыре года, приживётся. Они ж в пять забывают, что раньше было… Посмотрим… Так, – глянула на Гордея, – одевайся живо, автобус через пятнадцать минут! А нам на поезд надо успеть. – И сама стала его одевать.
Быстро попрощалась с бабой Таней, что-то сунула ей в руку и покатила сумки на колёсиках. Гордей семенил рядом.
Когда проходили ту улочку, что вела к поляне, Гордей остановился. Мама удивилась:
– А папа? – сказал Гордей. – Папа там… Надо папу расколдовать.
– Нет! – Гордей побежал по улочке.
Козёл был на месте. Увидел Гордея и сказал громко, почти пропел:
– Пап, мама приехала! – крикнул Гордей. – Мама! – Обернулся и крикнул маме: – Вот папа, его надо расколдовать и забрать!
Мама бросила сумки, подскочила к Гордею и присела перед ним, больно сжала плечи. Смотрела в глаза своими глазами. Незнакомо смотрела, как чужая.
– Это не папа, это козёл простой. Незаколдованный. Папа дома и ждёт нас. Понял? Он не козёл, его зовут Виталий. Понял? А это просто козёл. Скотина просто… Всё, пошли. Опоздаем.
И повела Гордея туда, где лежали сумки.
Гордей пытался понять слова мамы и забыл оглянуться.
Функции Ольга чувствовала себя всё хуже и хуже и в конце концов решила лечь в больницу.
Вениамин Маркович, её врач на протяжении уже лет семи, выписал направление с готовностью – Ольга замучила его частыми визитами, звонками, так что он был вынужден раза два-три намекнуть, что он не психолог, а психиатр… Да, с готовностью выписал направление, но посчитал нужным выразить сочувствие, хотя бы формально оправдать это своё решение:
– Месяц стационара вам, Ольга, необходим. Понимаю, что это тяжело.
Ольга покачала головой, губы старалась держать загнутыми книзу, хотя в душе была рада. Конечно, для статуса это не на пользу – лежать в психушке, – отношение к тебе меняется, люди начинают воспринимать тебя как не очень-то полноценную, относиться с осторожностью. Но Ольга была художницей, а не, скажем, учительницей или бухгалтером. Людям творческим – тем более обладающим талантом, который признан, оценён, – сам бог, как говорится, велел и обладать своеобразной психикой, и время от времени отъединяться от этого грубого, суетного мира в лечебницах, спрятанных в берёзовых рощах и сосновых борах. К тому же их больница напоминала санаторий – люди там скорее отдыхали, приходили в себя, чем зависели от препаратов. Исцелялись покоем… По крайней мере, прошлые лежания оставили у Ольги такое ощущение.
– Надеюсь, я попаду в ваше отделение, – сказала Ольга.
– Конечно, конечно.
И на следующий день она входила в приёмный покой, словно в терминал аэропорта. Катила большой чемодан с вещами.
Оформление состоялось довольно быстро и легко – в кабинете была знакомая Ольге врачиха, которая в свою очередь узнала Ольгу и даже приветливо улыбнулась:
– Снова к нам, милочка?
– Да, нужно перезагрузиться.
– Хорошо. Очень хорошо…
– Мне к Вениамину Марковичу. Во второе отделение.
– Я в курсе. Всё будет хорошо, не волнуйтесь.
Но, когда уже бумаги были написаны и подписаны, врач сказала:
– Вещи оставьте провожающим, а они потом отнесут медсёстрам. С собой вам вносить нельзя.
– Да? – Ольга удивлённо подняла брови. – Раньше можно было.
– Раньше – можно. А теперь, к сожалению…
– А меня никто не провожает.
Врач посмотрела на Ольгу с подозрением. И менее приветливым тоном посоветовала:
– Можете вон Александру Григорьевичу оставить. – Кивнула на стоящего у двери санитара.
Санитар был высокий, крепкий, с лицом боксёра.
– А… – Ольга перешла на шёпот, – а это надёжно? У меня там ценное…
Врач хмыкнула, а санитар многозначительно кашлянул.
Делать было нечего – дошли до нужного корпуса, Ольга катнула санитару чемодан. Санитар катнул обратно:
– А халат, тапки? Их с собой надо взять.
Пришлось открыть чемодан, рыться в нём на глазах постороннего.
– И шубу тоже давайте, – сказал санитар, когда она закончила.
– Зачем шубу?
– Вдруг сбежите.
– Но я ведь не на острое, я сама, по направлению.
Санитар стал сердиться.
– Я, что ли, порядки устанавливаю? Так положено. Вещи и верхнюю одежду провожающим, а они – дальше.
Ольга сняла шубу, отдала её, мягкую, душистую, чужому мужику в сероватом халате. А потом полчаса, пока оформляли теперь уже в отделении, пока переодевалась, заселялась в палату, дрожала, что там с вещами.
Медсёстры были молодые, незнакомые. И борзые до предела. Вопросы задавали рыкающе, не просили, а приказывали… Ольга, конечно, никогда не бывала в тюрьмах, но, судя по фильмам, именно так ведут себя надзирательницы. Она растерялась, как-то быстро сдалась, и руки сами собой потянулись за спину, словно у зэчки.
Ввели в палату, где уже обитали четыре женщины: две – примерно возраста Ольги, в районе тридцати пяти, одна – лет слегка за двадцать, а четвёртая – пожилая.
Встретили её затравленными взглядами. Лица голые, ненакрашенные… Не поздоровались, даже не кивнули.
– Добрый день! – сказала Ольга и улыбнулась.
– Добрый? – вопросительно отозвалась одна из её ровесниц; остальные промолчали.
Раньше было иначе. Каждая палата – маленький женский клуб. Постоянный щебет, перебирание косметики, нарядов, советы, споры, а теперь – гнобящая тишина. Надавила на уши, будто Ольга нырнула глубоко под воду.
Присела на свою кровать, разглядывала соседок. Не в упор, но внимательно. И тревога всё росла, росла, стала колоть, жечь. Женщины были неживые…
Потом принесли чемодан.
– А шуба?
– Зачем тебе шуба? – спросила старшая медсестра, но по возрасту явно младше Ольги.
– Волнуюсь…
– Шуба – где надо. А кто слишком у нас волнуется, тех на острое переводим.
Ольгу тряхнуло.
– А что вы хамите?
– Хамлю? – Медсестра посмотрела на неё ледяными глазами. Вернее, с какой-то ледяной злобой. Особь с такими глазами не будет орать, даже голоса не повысит, а просто возьмёт и задавит. В прямом смысле слова. Потом скажет, что суицид…
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
