И пошла Настя по лагерю как Мамай – переворачивая рюкзаки и пакеты, сдергивая футболки и носки с палаточных колышков и натянутых между хлипкими столбиками капроновых шнуров. Когда куча белья выросла выше Настиной головы, она ощутила, как дурная зависть потихоньку улетучивается, и пора уже нести все это в баню и искать помощников – водоносов и истопников.
Со спины налетели байкеры – электрики и донесли до бани в один момент, дурные мысли улетучились совсем! Шагнув в предбанник, Настя обернулась, что бы весело поблагодарить ребят за своевременную помощь, и очутилась в совершенно другом месте.
На уши опустилась звенящая тишина. А воздух загустел и поплыл оттенками зеленого и голубого. Настя глубоко вдохнула носом и удивилась еще больше – дышалось легко и свободно, а между тем, судя по ощущениям, ее окружал не уплотнившийся воздух, а вода! Вдруг раздались голоса и в помещение, которое от растерянности Настя не успела еще осмотреть вошли девушки.
– Василиса!
Окружили они ее.
– Василиса, полетели купаться!
– Василисушка, открой оконце, купаться хочется!
Девушки так Настену теребили, упрашивали и умильно заглядывали в глазки, что она сочла за лучшее согласиться – авось потом разберется! С визгами и писками красавицы бросились врассыпную – собираться.
А Настя, наконец, смогла оглядеться: высокие стены тускло поблескивали, словно дорогие офисные обои, подойдя ближе, девушка с удивлением увидела, что блеск дают дробленые перламутровые раковины, чуть-чуть выступающие из твердой, похожей на белый зернистый бетон основы.
Проемы окон тоже высокие и узкие в сравнении со стенами оказались вполне широкими и удобными, и драпировались длинными занавесями из широких полос водорослей с каймой из кучерявых подводных вьюнков похожих на элодею.
Узкий высокий туалетный столик с серебряным зеркалом был выполнен из чьей-то кости. Искусная резьба изображала завитки волн, парящих морских птиц и рыб водящих хороводы. Тут же прямо в стене были сделаны ниши служащие шкафчиком, или комодом. Часть ниш прикрывали резные дверцы – из той же кости с украшениями из перламутра и жемчуга. 'Красиво' подумала Настя, и только хотела выглянуть за окно, заплетенное серебристой решеткой, как вернулись девушки и одна воскликнула:
– И как ты можешь в таком убожестве жить, Василиса! Жаль батюшка на тебя прогневался.
– Но как было весело, когда ты ему любимый суп в желе превратила – черпает, черпает, а ухватить не может!
– А уж когда этот суп из кастрюли уполз, и повара за ним бегали!
Девчонки смеясь, протащили Настю – Василису через анфиладу пышных покоев убранных всевозможными вещами видимо с затонувших кораблей – закрытые железные светильники соседствовали с коврами и матросскими сундучками, пустая птичья клетка украшала собою изящный столик из кости и ценилась явно выше тонкой работы искусного мастера.
Закончился стремительный бег в небольшой абсолютно пустой круглой комнате с круглым же окном высоко в стене.
– Ну, давай же, открывай!
Заторопили Настю девушки, одна за другой падая на пол и обращаясь в белых голубиц.
Растерявшись 'Василиса' развела руками, пытаясь показать, что ничего не получиться, и окно распахнулось! За ним сиял кусочек голубого ясного неба, пахнуло ветром, и запахом земли. В свою очередь, упав на пол Настя, захлебываясь восторгом, расправила крылья и вылетела в окно, успев услышать за спиной невнятный рев. Белые голубки стайкой кружились над пахнущими солью морскими волнами. Настя, кружась вместе с ними с удивлением поняла, что понимает птичий язык:
– Все собрались?
– Все! Все!
– Купаться! Купаться!
Сделав небольшой круг голубки, полетели в сторону проступающего на горизонте леса, Настя пристроилась последней. Минут через тридцать полета голубки опустились на берег чудного лесного озера – совершенно зеленая от обступивших ее деревьев вода ласково манила, мягкая мурава щекотала босые ступни:
– Ой, сестрицы, кажется, нас батюшка увидал, опять ругаться будет!
– Не бойся, Василиса ему голову быстро заморочит!
Смеясь и брызгаясь, девушки, вошли в воду в тоненьких рубашках. Некоторые распустили волосы, разложив их по зеркальной глади. Настя перекинула косу на грудь, и легла на спину, вглядываясь в небольшой круг голубого неба и наслаждаясь запахами леса, доносимыми ветерком.
Через часок девушки наплюхавшись на мелководье выбрались на бережок, и пошли за своей одеждой, а Настя своего сарафана найти не может! Сестры вместе с нею пробежали вдоль берега и не нашли! Вдруг загрохотал гром: вот-вот дождь польет!
– Тятенька сердится! Домой зовет!
Встрепенулись девушки, обернулись голубицами и улетели! Стоит Настя и чуть не плачет, что делать-то? Одна в лесу в незнакомом месте, и тут раздвинулся тальник в стороне, выбрался из него статный молодец, а в руках – сарафан девичий.
– Не плачь, красна девица! Отдам я тебе сарафан твой, только обещай, что станешь женою моею!
Смотрит Настя, глаз отвести не может – стоит перед нею Петр! Да не в деловом костюме, и даже не в шортах и футболке, а в кафтане вишневом, в сапожках ладных, с голенищами вышитыми, волосы длинные, до плеч, и усы! Рассматривает Настя мужа и удивляется – вот недавно виделись, а какой-то он незнакомый, и усы. А между тем слова сами полились:
– Ах, добрый молодец, кто ж ты есть?
– Царевич я, батюшка меня Морскому царю до моего рождения обещал, теперь вот к нему иду.
– Долго ж тебя царевич не было! Батюшка уж серчает! Отдай мое платье, коли жив останешься, буду твоей женой!
Петр протянул Насте платье, она скользнула в него и обернулась белой голубкой, сделав круг над опешившим царевичем, и полетела в ту сторону, куда улетели ее сестры.
Глава 27
Петр задумчиво проводил Стаса глазами, вот взревел мотор, облако пыли накрыло двор, и глаза пришлось зажмурить. Легкая дезориентация, и Петр увидел себя сидящим за столом, но стол был совсем другим! Напротив оказался мужик до странности похожий на печника, только в вышитой рубахе, и тонком металлическом обруче с несколькими неровно отшлифованными камушками.
– Вот так сынок, и обещался я отдать то, чего дома не знаю…
А вчера напомнил мне царь Морской, что пора тебя к нему отправить.
Тут вмешалась не старая еще женщина в богатом, но не расшитом сарафане:
– Да не вчера, а уж год напоминает! Ничего мы сынок сделать не можем, без воды не проживешь.
Несколько замороченный Петр проговорил непослушными губами:
– Не тужите, матушка да батюшка, пойду я к Морскому царю, авось он мне худого не сделает.
Обняв статную женщину и мелковатого мужика, Петр вышел из помещения в яркий утренний свет. Так же быстро, без единой мысли в голове пересек двор, площадь перед ним, и по неширокой улице спустился к лесу.
