– Господин Дорог если и меняет решения, то просит что-то равноценное взамен, – сказала женщина с серпом. Её волосы были не просто седыми, а белоснежными, и толстой косой спускались до пояса. – За кровь платят кровью, за жизнь – жизнью. Ты готова сама уйти в чащу вместо Радора?
Нивья застыла с открытым ртом. Как это – она вместо Радора? Для чего тогда всё это?
– Девочка не хочет разлучаться с милым, – ответила за неё золотоглазая. – Разве не видишь? Такой обмен ей не подходит.
– Пусть пробует договориться. Может, Дорожник попросит другую плату, – подала голос женщина с перьями. Она скользнула по фигуре Нивьи многозначительным взглядом, не оставляя сомнений на тот счёт, какой именно может оказаться эта «другая плата».
– Как мне найти его? – спросила Нивья. Болтовня старух начала ей докучать. – Мне нужен Господин Дорог. Он придёт в этот лес? Я должна спешить, чтобы вернуть Радора к празднику.
Старые женщины переглянулись.
– Ты прошла через мою хижину, – произнесла та, что с серпом. – Прошла и забрала оттуда кое-что. Веретено с золотой куделью тебе приглянулось, верно? Не отвечай, и так знаю, что права, иначе не смогла бы нас видеть и говорить с нами. Веретено не моё, моего мужа. И он будет зол, если ты не вернёшь вещь на место.
– Так не оставляли бы двери открытыми, – огрызнулась Нивья, а сама чуть струхнула, нащупала веретено за пазухой и протянула старухе. – Забирайте, коли надо.
Женщина поднялась, шагнула к Нивье и намеренно коснулась пальцами её руки – в этот миг кожу Нивьи закололо, словно стегнули крапивным стеблем.
Две другие женщины тоже подошли ближе, потянули к Нивье руки, и той стало тревожно. Она отступила, но руки золотоглазой бережно подхватили её под локти.
– Не бойся, девочка. Мы тебе покажем что-то, а ты сама решишь, по нраву тебе это или нет.
Она сильнее сжала локти Нивьи, женщина с серпом продолжала сжимать пальцы с веретеном, а третья незнакомка стиснула вторую руку.
Лес исчез. Перед глазами Нивьи замелькали картинки: яркие, живые, не такие, как во сне. Сперва она видела себя с Радором: весёлых, молодых, счастливых. Затем увидела что-то иное: картинка зарябилась серо-чёрным, борода у Радора стала длиннее и гуще, сама Нивья – полнее, к скамье жался испуганный ребёнок в длинной рубахе – не в штанах и не в понёве, малой совсем, а к картинке добавился звук – крики и плач. Ссора, что бывает в любой семье. Так и менялось: то доброе, то злое, то молодые, то взрослые… Мелькнуло лицо второй женщины, с перьями в волосах, завертелось, как в речной воронке, и Нивья снова увидела себя: с седыми прядками в медной гриве, постаревшую, несчастную. И Радора рядом – сидел хмельной, а Нивья отчего-то знала: ходил к соседке, к младшей сестре Летицы, после упился в мыльне с мужиками, а вернуться домой решил только после наступления темноты.
Мелькнули золотые глаза третьей женщины, и Нивьино сердце заполнилось теплом. Она увидела дом Радора, светлый и натопленный, сына с кудрявой каштановой головой – теперь уже было ясно, что это мальчик, а после над Нивьей нависло искажённое яростью лицо мужа, мелькнул занесённый кулак, и даже сквозь заслон морока её обожгло болью. От тепла в груди ничего не осталось, разбилось, как глиняная миска при обжиге.
– Довольно! – выкрикнула Нивья, вырываясь из хватки трёх старух. – Не показывайте мне того, чего может и не быть! Не делайте из Радора изверга!
Ворожба раскололась. Нивья тяжело дышала: от видений у неё заболела голова и сердце застучало часто-часто – не то гнева, не то от страха.
– Может не быть, – согласилась первая женщина. – А может и быть. Мы показали тебе возможности, а какую тропку сплетёт Господин Дорог, узнаешь сама.
– Не хотела я, чтоб мне показывали! – Нивьей овладела досада. – Сама увижу всё, когда время придёт!
– Ступай, – властно велела женщина с серпом. – Если Смарагдель пропустил тебя, значит, князь этих земель допускает, что ты можешь получить желаемое. Иди и придёшь. Большего не скажу.
Веретено выпало из рук, и женщина проворно подобрала его. Нивья спешно поправила волосы и одежду, выпрямила спину, выровняла дыхание, но боялась, что всё равно выглядит растерянной девчонкой…
Она развернулась – слишком поспешно, чтобы не потерять остатки достоинства. Подобрала юбку и бросилась бежать. Лучше в чащу, лишь бы подальше от старух. На кромке леса Нивья позволила себе обернуться, и ей показалось, что вместо старух у костра сидят статные девушки, а вокруг той, что была с серпом и белыми волосами, снуют прозрачные детские фигуры.
Только забежав за первые деревья и вновь увидев светляков, Нивья облегчённо выдохнула и утёрла рукавом слёзы, выступившие на глазах.
***
В густом сумраке чаще нельзя было угадать, сколько времени прошло и клонится ли лик Золотого Отца к горизонту или по-прежнему висит в зените. Нивью злило, что она не могла понять, как долго блуждает по лесным тропам в поисках неизвестно чего. Несколько раз перед ней взлетали с земли напуганные тетерева, заставляя Нивью вскрикивать от неожиданности, однажды она заметила на ветке крупную сову, пробегали по стволам белки и стучали в вышине дятлы, никого опаснее не встречалось. Может, это светляки указывали безопасный путь?
И едва Нивья убедила себя в правдивости этой мысли, как справа от тропы послышался сухой треск. Нивья повернула голову, но никого не увидела, только ветки черёмухи качались, кем-то потревоженные.
Быстрая тень перебежала дорогу, а за ней – вторая и третья. Замелькало лева, справа, сзади – тени, фигуры, проблески, завертелось и закружило перед глазами. Нивья беспомощно застыла, одна посреди тропы.
Тени оформлялись на бегу, становились то оленями, то кабанами, то белками, то лосями, то турами, то человекоподобными существами на двух длинных ногах. Тени хихикали и гаркали по-птичьи, кружились быстрее и быстрее, и скоро их стало так много, что Нивья поняла: не удастся сделать больше ни шагу, как бы ни звали светляки и как бы ни хотелось скорее помочь Радору.
Ей подумалось: вот так и погибали несчастные, свернувшие с Тракта и забредшие в Великолесье. Сейчас её тоже закружат и заморочат лешачата, юркие лесные нечистецы, дети лесового Смарагделя. Заведут ещё глубже в чащу, к подножью отцовского трона, так заколдуют, что она сама с радостью встанет на четвереньки по-звериному и будет служить лесному князю подставкой для ног… А когда натешатся вдоволь, отпустят домой, только к тому времени либо все родные Нивьи погибнут от старости, либо она сама растеряет рассудок от пережитого ужаса и крепких лесных вин, которыми, несомненно, её станут почивать для пущей покорности.
Нивья стиснула кулаки и попробовала шагнуть вперёд. Страх метался у неё в голове, сердце гулко билось, а разум шептал, что вот сейчас она сгинет, так и не доведёт начатое до конца, и не будет ни праздника, ни свадьбы с Радором, ни всей той безмятежной сладостной жизни, какую она осмелилась себе намечтать. Не будет – если она потеряет бдительность и поддастся нечистецким чарам. Не будет – если позволит лешачатам себя околдовать.
