Не учителя, а скопище извращенцев. В Борстале[43]и то, наверное, приличнее.
20.00
Джас пришла с ночевкой. Нам нужно было обсудить, как готовиться к рождественской вечеринке.
21.00
Мы потушили свет, встали на мою кровать и начали следить за окнами соседской спальни. У нас вышел спор, в чем спит соседка. Джас сказала, что в пижаме, а я — что в коротенькой ночнушке.
И пока мы пытались углядеть, в чем она там спит, мы застукали Марка — он шел по улице с какой-то девчонкой. Потом они остановились под фонарем и стали целоваться, но лица девочки я не разглядела — она была ко мне спиной. Мы с Джаской так увлеклись, что даже забрались на подоконник. А потом — топ-топ — в комнату пришлепала Либби со своим любимым «одеялком». Хотя на самом деле это никакое не одеялко, а мамин старый лифчик, когда-то белый, а теперь серый.
Увидев, что мы смотрим на улицу, Либби сказала:
— Хачу матлеть.
А я сказала:
— Либби, нет, погоди, я уже спускаюсь.
А Либби захныкала:
— Нет, ха-ачу, ты плахой мальчик, — и начала хлестать меня по ноге своим «одеялком». Представляете, как мне живется? Все меня шпыняют — то кот, то трехлетняя сестра.
Ладно, я подхватила Либби и поставила ее на подоконник. Увидев парочку под фона-рем, она сказала:
— Тетя-дядя, ха-ха-ха!
Трудно было понять, кто из этих двоих друг к другу присосался, но потом Марк вдруг оторвался от девчонки и кинул взгляд через ее плечо прямо на наши окна. Вряд ли он нас увидел, ведь в комнате было темно, но мы все равно дружно упали на кровать. А Либби сказала:
— Еще плыгать, еще!
Надеюсь, Марк нас не заметил.
Среда, 2 декабря
8.30
Мы с Джас опаздываем в школу. Выскакиваем из дома, а там Марк стоит. Джас (настоящий друг) сказала, что ей надо бы еще домой забежать, и распрощалась с нами. Я покраснела, и мы с Марком пошли дальше. И он вдруг спрашивает:
— У тебя есть парень?
Я не сразу нашлась. Что я ему должна была сказать? Соврать, конечно. Вот я и говорю:
— У меня было трудное расставание с парнем, и сейчас у меня период реабилитации.
А он на меня так посмотрел… Да-а… ну и рот…
— Это отказ? — спросил Марк.
Я не знала, что ему сказать, а потом произошло нечто странное… Он коснулся моей груди! Не в том смысле, что разорвал на мне одежду и накинулся, как в кино, а просто положил руку мне на грудь. А потом развернулся и ушел.
12.30
Что означает, когда парень кладет руку девушке на грудь? Это страсть? Или просто рука устала, и он на меня облокотился?
16.30
Да что я гадаю? Марк исчез, на мою грудь больше никто не покушается, и я благополучно добралась домой.
16.45
Вообще-то, по логике вещей, в таких случаях требуется повторение…
17.00
Я в своей комнате. Пора делать уроки. Звонят в дверь. Откладываю глянцевый журнал, иду открывать. Это Марк.
— Я бросил Элку, — говорит он. — Пойдешь со мной завтра на «Стифф Диланз»?
— Эээ… Ну да, спасибо.
— Тогда увидимся.
18.00
Звоню Джас, рассказываю ей про Марка. Джас интересуется:
— Что он хотел сказать этим «тогда увидимся»?
— Не знаю… То ли сегодня вечером, то ли на празднике.
— А он тебе нравится?
Я задумалась. А потом говорю:
— Не пойму. Я столбенею при нем, как кобра, перед которой играют на дудочке.
А Джас говорит:
— Кобра еще водит головой по кругу. А ты водишь головой по кругу?
— Джас, может, хватит? Что ты думаешь об этом Марке?
Джас помолчала немного, а потом и говорит:
— У него большой рот.
— Это я и без тебя знаю.
— Да, у него большой рот, — повторяет Джас. — Прямо как у тебя нос…
Полночь
И что мне делать? Как трудно жить на свете. Нравится мне Марк или нет? И почему я сказала ему «да»? А разве Робби не видит, что Линдси тупая, как пробка? Quel dommage!!! Merde! Как говорится, тра-та-та и что за мерзость! О-хо-хо…
Понедельник, 7 декабря
Марк передал мне записку, трогательную, но написанную жутким почерком:
Дорогая Джорджия!
Уехал на тренировку. Вернусь в субботу, тогда же и встретимся. В восемь вечера у башни с часами.
Марк
Вот так. Поздняк метаться. Мы идем на вечер вместе.
21.00
В комнату вошла мама, просит спуститься вниз, мол, нужно поговорить. Надеюсь, это не касается вопросов личной гигиены или отношений между родителями, что, впрочем, одно и то же. Папа нервничает, и он, кстати, начал отращивать усы, очень забавно — словно на верхней губе у него завелась волосатая гусеница. Папа говорит:
— Джорджи, ты у нас теперь человечек серьезный (человечек? а до этого я кем была? лошадью, что ли?), и между нами не должно быть никаких секретов… — (Ошибаешься, фати, ты, например, никогда не узнаешь, что кое-кто положил одной девочке руку на грудь.) — И я должен сказать тебе, что нынче у нас в Англии становится сложно найти хорошую работу, поэтому после Рождества я полечу в Окленд и пробуду там около двух месяцев. Когда я обоснуюсь, вы втроем прилетите ко мне, посмотрите, как там живется…
И я сказала:
— Спасибо, я знаю, как живется в Новой Зеландии. Я смотрела фильм «Соседи»[44].
— Но это кино снимали в Австралии, — возразила мама.
Минуточку! У нас вообще семейный совет или «Клуб путешественников»? Стараясь не сорваться, я тихо произнесла:
— В любом случае, дорогие фати и мутти, это где-то очень далеко, там все чужие, а у меня тут друзья. Если непонятно, объясняю: уж лучше пусть меня удочерит Ноэл Эдмондс[45],чем я поеду жить в Новую Зеландию.
Мы долго спорили, пока наконец на кухню не пришла Либби. Она нацепила на Ангуса пижамную кофточку и чепчик, а в рот ему засунула пустышку. Не знаю, как ей это удается — другим бы за такие дела Ангус руку откусил.
