– А что думает… мама? – Присцилла с трудом выговорила последнее слово. Оно всегда давалось ей с трудом, про себя она все равно называла ее мачехой.
– Ингрид полностью согласна со мной. Когда я умру, ей не справиться с нашим общим делом. Присцилла, послушай, мы утром плакали с Ингрид, говоря о тебе. Ты веришь мне?
По лицу девушки катились слезы.
7
Когда в кабинет неслышно вошла Ингрид Люксхольм, ее глазам открылась трогательна сцена: Харальд обнимал Присциллу за плечи и нежно гладил ее по голове.
– Видишь, жена, мы были правы. У Присциллы есть самое главное, у нее в груди доброе сердце! Почтенные дамы, прекратите плакать, у нас все-таки праздник!
Харальд распорядился принести в кабинет вина и кофе, Присцилла бросилась было помогать горничным.
– Постой, дочь, – придержал ее Люксхольм за рукав платья. – Ты – хозяйка этого дома, поможешь слугам в другой раз. Садись и расскажи нам с мамой что-нибудь интересное.
Харальд подмигнул Присцилле, с трудом изобразил улыбку. Было видно, как его мучает сердце.
– Расскажи о мелях в Люсефьорде, пожалуйста!
Девушка тоже улыбнулась сквозь слезы.
– Нет там никаких мелей! Это же не Хиркефьорд с подводными скалами.
– А что видно с острова Мункхольмен в хорошую погоду?
– Башню кафедрального собора в Тронхейме. Заложен в тысяча сто сороковом году, завершен в конце четырнадцатого века. Неоднократно горел… Я видела, кстати, на шпиле башни строительные леса… Когда шла в бейдевинд от Мункхольмена через пролив. После каждого пожара башня становится выше на двадцать футов!
– Умница, Присцилла. И наша семья неоднократно горела, но, как видишь, силы у нас еще есть! Выпьем вина, уважаемые дамы. Хоть жених пока и отсутствует, у нас сегодня сговор! А вот когда господин Трольстинген придет в наш дом…
– А когда Карстен… появится?
– Завтра в полдень. Меня на острове уже не будет. Не беспокойся, я сначала не хотел тебе говорить… Но на самом деле с ним уже подробно переговорил, ввел в курс моих дел с нефтью, ну, и о тебе тоже. И с легким сердцем отправлюсь в свое собственное путешествие, в Чикаго, к хирургу-кардиологу Чепену.
Харальд улыбнулся своей жене и спросил:
– Дорогая, составишь мне компанию в путешествии? Даю слово, что в воздухе не буду напиваться, драться, буянить, играть в покер с домашним врачом.
– Конечно, мой дорогой! – глаза Ингрид были полны сострадания и участия. – У детей все будет в порядке, они нас не подведут…
– Пусть только попробуют подвести, я их в порошок сотру! – нахмурил свои кустистые брови Харальд. – Карстена разорю до последней кроны, а тебя, дочь, заставлю выучить все лоции Северного моря! И потребую-таки навести порядок в лодочном сарае! Гертруда мне в сотый раз на тебя жалуется. С лошадьми справляется конюх, это его работа, а прислугу смотреть за лодками я не нанимал! Любишь кататься, люби и саночки возить!
– Я видела, как Карстен Трольстинген бегал голым наперегонки с нашими лайками по парку, – неожиданно для себя громко сказала Присцилла. – Он смешной, мне это нравится.
– Ты умница, – еще раз повторил свою привычную похвалу Харальд. – Надеюсь, ваши дети унаследуют твою красоту и ум этого идиота.
Ингрид вытерла со щеки мужа слезу. Горничная раздернула шторы и открыла настежь окна, впустив ледяной воздух. Открылся потрясающий вид на Хиркефьорд, на горы и скалы. В кабинете запахло морем.
В свете солнечного дня Харальд за столом и Харальд на портрете были ужасно похожи друг на друга – два бодрых, налитых энергией человека. Две пары пронзительных синих глаз смотрели на Присциллу и на Ингрид.
Боже, как помочь этому человеку, рядом с которым уже полгода ходит смерть? – думала Присцилла. Когда Харальд, тяжело ступая, покинул кабинет, женщины бросились друг к другу, обнялись и заплакали. Жизнь менялась кардинальным образом, никто не знал, что готовит грядущий день. Было понятно одно – к прошлому, хорошее оно или плохое, возврата нет.
«Милая Салли! Пишу тебе, и мысли путаются в голове. У меня беда, мне кажется, такого я еще в жизни не испытывала с того дня, как умерла наша милая мамочка.
Я одна в целом доме, никто не поможет мне. Выслушай меня, милая сестричка, может быть, это принесет мне облегчение. Во-первых, мне страшно, во-вторых, я подумываю о побеге. Потом тебе все объясню.
Сначала я пересеку на своем швертботе Хиркефьорд и пойду прямо в Ставангер. При свежем ветре это не займет много времени. Мне страшно на острове, страшно слушать Харальда, он говорит такое! Он говорит, что скоро умрет!
Не знаю, любила ли я когда-нибудь своего приемного отца, но что всегда его боялась, так это точно. Салли, не могу тебе всего рассказать, меня мучает стыд. Харальд мне предложил…».
На этих словах Присцилла задумалась и перестала писать письмо. За окнами спальни шумел в верхушках сосен ветер с моря, тикали часы, потрескивали сами собой стены дома. Казалось, на шкафу сидит желтоглазый тролль и щелкает пальцами в такт странной мелодии, звучащей в сознании Присциллы.
А что, собственно, предложил ей Харальд? Всего лишь выйти замуж. И даже назвал имя жениха. О чем раньше мечтала Присцилла, разве не о замужестве, разве не о свободе? Как хотелось выбраться за пределы острова Хирке, как хотелось посмотреть мир.
Новый мир, в котором у нее будет своя семья, будут дети. Карстен! Смешной молодой человек, которого она и видала всего каких-то несколько минут. Зато, в каком виде! Имя у него славное, и вполне доброе лицо. Ну и что, что он герой скандальных хроник!…
Газетам верить нельзя, говорил Харальд.
Присцилла отложила письмо и вытянулась на своей кровати, натянув до подбородка пуховое одеяло.
Какой странный день, что только не случается в жизни. Девушка уснула моментально, словно провалилась в сон, как в глубокий снег.
Ей снились собаки, гнавшиеся по пятам за Карстеном, а сам Карстен так и не приснился. Зато приснился желтоглазый тролль, сидящий на карнизе шкафа.
Тролль наизусть цитировал целые страницы из старых лоций, а под утро стал петь старые морские песни. С музыкальным слухом у этого сказочного существа явно были проблемы. Никогда Присцилла не думала, что ей будут сниться кошмары.
Пробуждение было обычным. День прошел в хлопотах. Присцилла не сразу вспомнила после тяжелой ночи, что она уже полновластная хозяйка в доме.
За завтраком золотой колокольчик, символ власти на Хиркенхольме, лежавший обыкновенно рядом с Харальдом, сегодня красовался подле чашки с кофе перед ней самой.
Слуги обращались в первую очередь к ней, затем к Гертруде.
Адвокаты Харальда провели с Присциллой беседу, которая закончилась тем, что они стали адвокатами Присциллы. Были подписаны все бумаги, сделаны соответствующие распоряжения и заявления.
