— Ты знал?
— О твоей матери? Конечно.
— Откуда?
— Твой отец рассказал, когда я просил твоей руки.
— Ты знал, что она была сумасшедшей? Ты знал, что она покончила с собой?
— Да, Сара, конечно. Дорогая, мне очень жаль, что с ней так вышло. Но ты в то время была совсем маленькой и…
— А я-то думала, что ты ничего не знаешь. Я-то думала, что нужно рассказать тебе об этом.
— Но я же не говорил тебе, как умер мой отец. От удара, кстати.
— О, Джеймс!.. — Ей не хватало воздуха. — Ты знал… и все равно женился на мне?!
— Что за странный вопрос? О чем ты думаешь? И ты пока еще не объяснила, что сегодня случилось.
— Я уже говорила, что отправилась увидеться с ее доктором. — Сара уселась в кресло у камина. — И я очень переживала. Вдобавок наткнулась на книгу Уиткома. А там подробно описаны кое-какие из моих симптомов.
— Какие еще симптомы?
Она густо покраснела.
— Совсем недавно меня… стали переполнять чувства… И желания.
— Желания? — Его наконец озарило. — Ох, Сара! Ты говоришь о том, как мы недавно предавались любви?
— Да, об этом. Но мне совсем не хочется обсуждать… Ты же обратил внимание, как я изменилась? Так вот, доктор Уитком считает, что это первый признак истерии. Я не хочу сойти с ума, Джеймс. Ты не представляешь, чем это может обернуться. Он собирается вылечить меня, но…
— Сара, стоп! Ты не сумасшедшая. Ты самая невозмутимая из всех женщин, которых я знаю.
— Но я-то не чувствую себя невозмутимой! — закричала она. — У меня беспокойство, и жар, и голод! И с каждым днем все сильнее! Доктор Уитком заверил, что лечение поможет контролировать мысли, но…
— Поверить не могу, — пробормотал Джеймс, усевшись в кресло.
— Но мне никогда не пришло бы в голову…
— А доктору пришло в голову, что нужно лечить тебя от любви к мужу? Похоже, ты действительно сумасшедшая.
— Джеймс!..
— Он дурно с тобой обращался?
Сара удивилась:
— Кто?
— Доктор. Он дурно с тобой обращался? Он запугивал тебя?
— Нет-нет! Я просто отправилась к нему, чтобы задать несколько вопросов. Он провел короткое обследование и… Я не стала бы скрывать это от тебя. Если я превращусь, как моя мать…
— Иди ко мне.
Сара молча смотрела на него, и он повторил:
— Иди ко мне, дорогая.
— Зачем?
Сара отступила на шаг. Вначале она выглядела беззащитной, но теперь в ней появились злость и упрямство.
Но Джеймс приблизился к ней и взял за руки. Усевшись в кресло, усадил ее к себе на колени.
— Что ты делаешь?! — возмутилась Сара. — Все очень серьезно, а ты…
— Помолчи, дорогая. Знаешь, что я подумал, когда в первый раз увидел тебя?
Сара уставилась на него:
— Нет, не знаю.
— Неужели не рассказывал?
— Нет.
— Это было на приеме у Уортингов, помнишь? До того как увидеть тебя, я подумал: «Господи, ведь у Беатрис Уортинг такой отвратительный голосок». Но когда она закончила петь, я вдруг увидел тебя, Сара. Ослепительную и прекрасную. Да, прекрасную незнакомку. Ты хлопала в ладоши с таким видом, как будто Беатрис только что потрясающе исполнила арию. И я услышал, как ты спросила, сможет ли она спеть твою самую любимую песню. Я обратил на это внимание, потому что еще подумал, что ты, наверное, немного не в себе, если хочешь, чтобы испортили твою любимую песню. Но потом она запела, и я понял, в чем дело.
— В чем же? — прошептала Сара.
Он погладил ее по спине.
— Ты показала ей другую тональность, более подходящую для ее голоса. И получилось очень мило. Ты избавила ее от унижения.
Сара утвердительно кивнула.
— Да, верно. Я наблюдал, как ты радуешься за Беатрис, когда она пела. И во мне тогда все перевернулось. Мне даже почудилось, что все заметили это. Но вечер продолжался. Все оставалось по-прежнему. Все остались прежними, изменился только я.
Сара смотрела на мужа вопросительно. И он, словно поняв вопрос, проговорил:
— Наверное, в тот самый момент я и полюбил тебя.
— Правда?
Она заморгала, и две крупные слезинки потекли по ее щекам.
— Да, правда. И я почувствовал себя… чутьли не обиженным. Я же не знал тебя. Мы даже не были представлены друг другу. Мне тогда ничего не было известно про твой острый ум и чувство юмора. Я даже не представлял, что ты можешь быть доброй не только к своим друзьям, но и к незнакомым людям, даже к тем, кто был недостоин тебя. У меня и в мыслях не было, что твоя стыдливость может преобразиться в такую пленительную страсть. Да и откуда я мог знать, что в душе твоя…
— Но доктор!.. — воскликнула Сара в отчаянии. — И моя мать…
— Глупости! Ты очень уравновешенная женщина. Когда твой отец объяснял мне ситуацию, он особо отметил, что в тебе никогда не было материнской страсти к мелодраме, к преувеличенной эмоциональности. Но можно было об этом и не говорить.
— Но в книге все ясно написано. И когда я ее прочитала…
— Хорошо, давай посмотрим. Где твои книги?
Пять минут спустя Джеймс читал невразумительно изложенные глупости, которые принесли столько тревог его бедной жене.
— Проклятие! Что за нелепица?!
Сара, расхаживавшая по комнате, остановилась напротив мужа.
— Нелепица? Откуда ты знаешь? Я нашла в себе все, о чем здесь пишется. Кто ты такой, чтобы утверждать, что это не так?
— Но я… Дорогая, я не хотел обидеть тебя.
— Я знаю, Джеймс. Но ведь мы сейчас говорим не об этом, верно?
— Да, конечно. И если ты хочешь знать… До того как я познакомился с тобой… э… у меня уже был вполне определенный опыт. С другими женщинами. Правда, небольшой.
Выражение ее лица не изменилось.
— Так вот, они дарили наслаждение и требовали наслаждения взамен. Это было главным. Только самый никчемный мужчина бывает эгоистом в постели, получая удовольствие и не думая при этом о партнерше.
Сара скрестила на груди руки.
— Но они были проститутками, да?
— Я не из тех, кому нравится платить за пользование женским телом.
— Как это понять?
— Они не были проститутками. Это были самые обычные женщины. Благородного происхождения.
— Такие не могут быть благородного происхождения, Джеймс!
— Сара… Когда у женщины умирает муж или уходит от нее… Желание у нее ведь не пропадает, кстати, как и мужчины. Тело создано для того, чтобы наслаждаться. Сама увидишь, если я, к примеру, завтра возьму и умру.
