(12 февраля 1992 года). Пониманию моему созвучна и близка мысль Парамонова: «Тему лагеря нельзя вообще эстетизировать и олитературивать, надо о лагерях писать как-то по-другому». Разделяю ставшее мне уже несколько лет назад известным критическое отношение Шаламова к «Одному дню Ивана Денисовича». Согласен, тему лагеря нельзя эстетизировать и олитературивать. Парамонов пишет о «гораздо более знаменитом высказывании Теодора Адорно: нельзя писать стихи после Освенцима». Убеждают размышления Парамонова (вслед за Мандельштамом) о соотношении «романного жанра» как опирающегося на «человеческую биографию, индивидуальную судьбу, на психологию личности» и исторической действительности, протекающей «железным потоком», поглощающим индивидуальные судьбы, расплавляющим личности, тем самым обрекающим на исчезновение «роман как литературную форму». По мнению Парамонова, вдумчиво читавшего «Красное колесо» (к огорчению, я такой возможности не имел), он как роман не состоялся. Однако же: «в „Красном колесе“, – пишет Парамонов, – есть одна бесспорная удача – Ленин… Ленин получился у Солженицына потому, что это подлинный романный герой – способный действовать и ломать историю. Вспомним, что, по Мандельштаму, европейский роман обязан своим расцветом наполеоновской эпопее. Ленин и в этом, литературном, смысле оказался не мельче Наполеона».
Пишут в разных ключах, а при них проставляют разные ключевые знаки – диезы или бемоли. Так образуются нотные станы, несущие звуковые обозначения. Иные ключи и ключевые знаки, иные «нотные станы» служили Пастернаку и Солженицыну для воссоздания Ленина как литературного героя. Ленин показан Пастернаком в неповторимости конститутивных характерологических черт, единственности, возникающей из исторической стихии и «способной действовать и ломать историю». Из «Высокой болезни»:
И он заговорил. Мы помним
И памятники павшим чтим,
Но я о мимолетном. Что в нем
В тот миг связалось с ним одним?
Что же связывалось с ним одним? Убежденность, сквозившая в голосе, жестах, силе мысли и слова, обнаженных в самой сути их и потому показательных, как нельзя более, одухотворении самого материально-приземистого (например, «слова могли быть о мазуте»), увлеченности, стремительности, призывности. Что особенно значимо и знаменательно:
Тогда его увидев въяве,
Я думал, думал без конца
О авторстве его и праве
Терзать от первого лица.
Слова «о авторстве его и праве терзать от первого лица» – ключевые в образе Ленина, каким его воссоздал Пастернак. Хотел бы назвать такие же ключевые слова Солженицына в его восприятии, чувстве, понимании образа Ленина. Но с чужих, хотя бы и близких по духу мне слов, писать не хочу, во фрагментах «Красного колеса», мне известных, я их не обнаружил, а «Ленин в Цюрихе» считаю авторской неудачей.
Ленин был самолюбив. Придерживался, как бы это ни было неожиданным на первый взгляд, своего кодекса чести. Всякие акафисты, как это известно, презирал, в свою честь – особенно. Акафисты Ленину, воздвижение усыпальницы с его мощами – дело эпигонов, плод их пошлости, безвкусицы, посредственности, духовной нищеты, но для Сталина, например, также дело политического расчета. На съезде народных депутатов СССР прозвучали одинокие голоса за предание Ленина земле, голоса, захлопанные и затоптанные. Это было еще в 1989 году. А за 60 лет до того, в 1929 году, Троцкий писал в книге «Моя жизнь»: «Отношение к Ленину как к революционному вождю было подменено отношением к нему, как к главе церковной иерархии. На Красной площади воздвигнут был, при моих протестах, недостойный и оскорбительный для революционного сознания Мавзолей. В такие же мавзолеи превращались официальные книги о Ленине. Его мысль разрезали на цитаты для фальшивых проповедей. Над бальзамированным трупом сражались против живого Ленина…»387. Дело эпигонов. Среди них были и долговременные прямые соратники Ленина. Одни (большинство) были уничтожены эпигонами, другие «ему изменили и предали шпагу свою». Но и изменой ненадолго продлили свою жизнь. Ныне Ленина предают анафеме, искренне, по живому и естественному чувству. Кто по молодости, с порога отвергающей кумиров. Кто по «прозрению».
Приложение. Краткая биография Александра Ильича Клибанова 388
1910 – родился 1 (14) ноября 1910 г. в городе Борисове Минской губернии. Отец – Илья Моисеевич Клибанов, врач. Мать – Мария Михайловна Пташкина.
1913 – смерть матери. Переезд в Петербург. А. И. Клибанов растет в семье двоюродного брата отца, Александра Николаевича Горлина.
1918–1929 – обучается в средней общеобразовательной школе. Его классный руководитель – В. Я. Пропп.
1929–1932 – обучается на историческом факультете (редакционно-издательское отделение) Ленинградского государственного университета.
1931 – опубликована монография «Меннониты».
1932–1934 – работает в должности научного сотрудника Ленинградского центрального антирелигиозного музея, в Государственном антирелигиозном издательстве (ГАИЗ) в качестве ответственного редактора, одновременно является заведующим отделом агитации и пропаганды в ленинградском областном совете Союза воинствующих безбожников. Знакомство с Н. В. Ельциной.
1934 – поступление в аспирантуру Историко-археографического института АН СССР (Ленинград). Научный руководитель Б. Д. Греков. Неофициальная свадьба Н. В. Ельциной и А. И. Клибанова (их брак не был долгое время официально зарегистрирован, поэтому репрессии не коснулись Н. В. Ельциной).
1935 – защита кандидатской диссертации «Менонитская колонизация на юге России в XVIII–XIX вв.». Присуждена ученая степень кандидата исторических наук.
1936 – арестован органами НКВД по обвинению в том, что «он является участником к[онтр]-р[еволюционной] троцкистско-зиновьевской группы и ведет к[онтр]-р[еволюционную] пропаганду и распространяет к[онтр]-р[еволюционную] литературу»389. Дело было связано с процессом над этнографом М. Н. Маториным. Приговор: «заключить в исправтрудлагерь, сроком на пять лет»390.
1. Илья Моисеевич Клибанов, отец А. И. Клибанова (около 1900–1910 гг.)
2. Родители – Илья Моисеевич и Мария Михайловна Клибановы (Минск, не позднее 1910 г.)
3. Александр Ильич Клибанов с бабушкой (около 1912 г.)
4. Портрет Н. В. Ельциной (23 февраля 1933 г.)
5. А. И. Клибанов и Н. В. Ельцина (между 1933 и 1935 г.)
6. А. И. Клибанов с Н. В. Ельциной (Таллин, 27 июля 1946 г.)
1941 – освобожден из лагеря, возвращается в Ленинград. Эвакуация в Омск вместе с супругой.
1941–1942 – работает учителем в селе Ольгино Полтавского района Омской области.
1942–1945 – назначен заведующим кафедрой истории в Красноярском педагогическом институте.
1945–1946 – преподает в Калининском педагогическом институте.
1946 – переезжает в Москву, начало работы в московском Музее истории религии АН
