упоительный Эдемский сад, созданный его воображением. Чтоб и дальше не замечать. Не чувствовать.
Нет, подумал Лэйд, такого шанса я тебе не дам.
— Подумайте! Он не покарал мятежников, планировавших подвергнуть сомнению верховенство его власти на острове. Он не растерзал их в клочья, не утопил в прибрежных водах, не натравил на них дьявольских чудищ, хотя, бесспорно, мог. Вместо этого он сделал нечто ещё более страшное. Дал им то, чего они хотели. Выполнил их желания.
— Они не хотели этого!
— Хотели, — Лэйд одним взглядом заставил зубы Уилла лязгнуть, перекрывая поток возражений, — Хотели, Уилл. Графиня хотела любви — и она стала любовью, бездонной и безграничной, не испорченной никакими прочими чувствами. Должно быть, ей не хватало этого в жизни, чистой искренней любви. Уризен с упоением бьётся с самым сложным во Вселенной уравнением, отщипывая от него крохи. Он привык все проблемы сводить к уравнениям, полагая, что трезвый разум — мерило всего сущего во Вселенной, он тоже получил, что искал. Ортоне Он подарил возможность отринуть то, что мучило его всю жизнь, сковывавшие его нормы и условности. Да, теперь он ощущает голод, но он и прежде его ощущал, заглушая вином, морфием и рыбой. Тармас полагал, что способен договориться с кем-угодно, в конце концов он убедил себя в том, что весь мир — это система уступок и компромиссов, в которой он — самый большой и здравомыслящий хитрец.
— Он не карал их, — пробормотал Уилл, — Он… дал им то, чего им не хватало.
— Да. По своему разумению, конечно. Вот вам один из извечных законов человеческих страстей, Уилл, мы часто безотчётно желаем чего-то, что может нас уничтожить — желаем подчас безотчётно, но, видимо, это и есть то, что делает нас людьми. Беда в том, что Ему не под силу с этим разобраться.
— Как грузовой локомобиль не может разобраться в устройстве и желаниях муравьёв?
— Что? Ах да, верно. Когда-то вы сказали, что у человека, который вознамерился понять Бога, есть два пути. Узреть его силу и сойти с ума. Убедиться в его отсутствии и потерять надежду. Новый Бангор припас третий путь. Можете считать его путём локомобиля и муравья, если вам понравилось сравнение. В сущности, этот путь довольно прост, хоть и весьма запутан. Человеку никогда не понять божественную сущность, а ей, в свою очередь, не понять человека. Они слишком разняться на всех уровнях бытия, чтобы быть в силах хоть в малой степени постичь друг друга. Поэтому они обречены мучить друг друга бесконечно долго. Локомобили, муравьи… Лично мне больше импонирует представлять, что все мы — рыбы в Его огромном аквариуме. Он то ли коллекционер, то ли исследователь, но беда в том, что он мало что смыслит в том, как устроены его подопечные. Он может невзначай раздавить рыбёшку-другую, просто по неосторожности или пребывая в раздражении. Он может закормить их до смерти или заживо сварить, по рассеянности забыв про температуру в аквариуме. Но ещё хуже, когда Он пытается удовлетворить их желания — в своём, естественно, понимании этих желаний.
— Вот почему вы ведёте войну с островом, — пробормотал Уилл, — Вы сами провоцируете его. Вы нарочно…
Лэйд щёлкнул пальцами. Резко и громко, так, что Уилл беспомощно заморгал.
— Да, Уилл. Мне никогда не понять, что такое Левиафан, однако в одном я уверен твёрдо — это существо лучше иметь своим врагом, чем союзником. Потому что желая помочь, он может с лёгкостью уничтожить, сам того не заметив.
Уилл несколько раз по-рыбьи схватил губами воздух.
— Но ведь… Ведь…
— Да, он будет пытаться уничтожить меня, сожрать, свести с ума, поглотить, растерзать и, рано или поздно, несомненно добьётся своего. Но, по крайней мере, не превратит в лужу похотливой слизи или алчного кровопийцу или…
Заглушая его слова, над портом раздался оглушительный протяжный рёв — это старые ревуны «Мемфиды» исторгли из себя под давлением сжатый воздух. В этом звуке не было ничего от грозного рыка морского чудовища, скорее, он напоминал тревожный и тоскливый клич потревоженного кита.
Сигнал отправления. Этот звук, хриплый и дребезжащий, отчего-то поколебал внутренности Лэйда. Интересно, каким он слышится с палубы? Ещё более громким? Что должен чувствовать человек, смотрящий на Новый Бангор с высоты в пятнадцать футов[228]? Сознающий, что это — последний отголосок Левиафана, который ему доведётся слышать в жизни.
Я могу подняться на палубу, подумал Лэйд. Просто попробовать. С билетом или без. Я могу просто…
— Кажется, вам пора, Уилл, — он шевельнул стволом револьвера по направлению к трапу, — На вашем месте я бы поторопился, корабли, в отличие от театров, не имеют обыкновения напоминать своей публике трижды.
Уилл не шевельнулся. Замер восковой статуей, обмякший и бледный.
— А если…
Лэйд понимающе кивнул.
— Хотите знать, что будет, если вы откажетесь? Если поставите меня перед выбором? Заставите старого Чабба выбирать, имея на одной чашке весов его жизнь, а на другой — чужую? На вашем месте, прежде чем принуждать его к этому, я бы задумался о другом. Он прожил на этом острове двадцать пять чёртовых лет, половину своей жизни. Как думаете, сколько раз ему уже приходилось делать подобный выбор? И почему он ещё жив?
Уилл сделал шаг по направлению к трапу. И ещё один. Но на третьем остановился и внезапно сунул руку в карман.
Лэйд ощутил, как внутри шевельнулось что-то липкое и скользкое, точно его душу задела ненароком плавником проплывающая рыба.
— Не глупите, Уилл, — холодно посоветовал он, — Вы ведь знаете, что я выстрелю ещё до того, как вы успеете достать оружие?
Выстрелю, подумал Лэйд. Бессмысленно лгать самому себе, пытаясь заранее найти оправдание. Я уже прикинул, куда всажу пулю и в какую сторону упадёт тело. Я заранее осмотрел причал, убедившись, что он пуст. Я приметил место, в котором столкну мёртвого Уилла в воду и путь, которым покину порт. Я могу притворяться джентльменом, могу лавочником, могу — благородным пленником сродни графу Монте-Кристо, но внутри меня давно живут безжалостные инстинкты, которые лучше меня знают, как поступать. Под этим дешёвым костюмом в кожу давно въелись тигриные полосы.
Должно быть, Уилл верно понял его намерения. Почувствовал, как чувствовал многое другое, даже не отдавая себе в этом отчёта.
— Это не оружие, — он с благоразумной медлительностью вытащил руку наружу. В ней не было ни ножа, ни какого-нибудь хитрого амулета, который мог бы представлять опасность для Лэйда, лишь несколько аккуратно сложенных листков, — Это, конечно, мусор, вздор, но… Мне показалось, стоит оставить это вам. Не в качестве платы за договор — мне нечем вас вознаградить за всё то, что вы дали мне за эти три дня — просто на память.
Лэйд был так удивлён, что позволил всучить себе трепещущие
