этого выйдет»{1004}.
1 декабря «трудоголик» Екатерина пожаловалась Храповицкому, что не чувствует себя способной довести что бы то ни было до конца. Он возразил, что она защищает свою страну от двух врагов, но она ответила: «Это дело генералов». Когда Храповицкий заметил, что генералы только выполняют ее приказы, она сказала: «Конечно, но что еще я делаю?» Он попытался убедить ее, что она занимается законотворчеством и написанием истории, и в конце концов она согласилась, что, может быть, в истории преуспевает{1005}. 6 декабря она снова почувствовала колики и осталась у себя в спальне.
К весне 1790 года Екатерина уже очень хотела скорейшего окончания войны с Турцией — но доклад Потемкина от 13 марта не оставлял надежды на заключение мира. Пруссия недавно образовала «секретный» альянс с Оттоманской империей; император Священной Римской империи Иосиф умер 9 февраля. Кроме того что Екатерина питала к Иосифу личную симпатию, она хорошо понимала, что его наследник — брат Леопольд, великий князь Тосканский — не будет поддерживать политический курс России. Он не разделял территориальных амбиций покойного императора и не симпатизировал «греческому проекту». И действительно, в июне было заключено перемирие между Австрией и Турцией. Екатерина также очень сочувствовала Марии-Антуанетте, потерявшей брата в такое трудное время. «Никто не сострадает королеве больше, чем я. Я люблю ее как дорогую сестру моего лучшего друга Иосифа II и высоко ценю ее мужество»{1006}.
22 апреля, на следующий день после шестьдесят первого дня рождения, Екатерина в четыре часа дня отправилась в Царское Село, где нашла некоторую передышку от своих забот. В начале 90-х годов XVIII века Чарльз Камерон создал то, что получило название Висячего сада. Архитектор разместил его на террасе, устроенной на арках перед павильоном Агаты, и соединил с апартаментами Екатерины и с колоннадой. Затем Висячий сад был соединен с остальными садами при помощи пологого склона, или pente douce, украшенного бронзовыми статуями античных героев и огромными вазами в античном стиле. Этот сдержанный дизайн был создан, возможно, специально для стареющей и полной императрицы, которая не могла больше ходить по лестницам, — но он также символизировал постепенное восхождение в идеальный мир античности.
Но война была недалеко. 27 мая ужасная канонада слышалась весь день с самого рассвета. (Позднее Екатерина рассказала Гримму, что они с Платоном Зубовым сохраняли спокойствие и переводили на русский язык том Плутарха.) В конце месяца Екатерина нанесла визит в Кронштадт, проехав через Петергоф, где пушечная пальба была такой громкой, что тряслись окна. Екатерину также трясло — из-за анонимной публикации в мае книги, озаглавленной «Путешествие из Петербурга в Москву». Произведение содержало критику в адрес правительства России, крепостничества и самой Екатерины. Расследование установило, что автором был некто Александр Радищев, дворянин в возрасте сорока одного года, детство и юность проведший в императорском Пажеском корпусе. В 1766 году он оказался среди дворянских детей, избранных самой Екатериной для продолжения обучения в Лейпцигском университете. По мнению императрицы, он отплатил за все эти привилегии черной неблагодарностью. Его арестовали 30 июня. Одновременно был выпущен приказ о конфискации всех копий его книги. В действительности успели продать лишь около тридцати книг: как только Радищев понял, что попал в беду, он сам уничтожил остальные экземпляры.
В тот же день Екатерина посетила благодарственный молебен в соборе святого Николая Чудотворца — покровителя моряков — в честь победы, одержанной над шведами 22 мая. Через шесть дней, во втором сражении, шведы нанесли русским ответное поражение. Принц де Нассау-Зи-ген, командовавший боем, совершил крупные ошибки при оценке противника и был безутешен. Императрица не приняла его отставки, сказав, что ошибки делают все, и что наилучшим искуплением станет исправление причиненного вреда.
Екатерина отправила замечания по поводу книги Радищева главе Тайного отдела Шешковскому и сказала Храповицкому, что по ее мнению, автор — «бунтовщик, хуже Пугачева». 24 июля Радищев был приговорен к смерти — но, как обычно, приговор смягчили. Взамен его приговорили к десяти годам ссылки в далекий форт Илимск в Сибири, а также лишили дворянского звания, всех наград и должностей.
Война со Швецией закончилась 3 августа. Мирное соглашение было подписано в Вереле. Ни одна сторона ничего не приобрела, и границы остались там же, где были. На следующий день состоялся праздник по поводу еще одной победы на Черном море, а большая мозоль, беспокоившая Екатерину все лето, не давая ей нормально гулять, теперь вдруг отпала, что тоже сильно ее порадовало. Однако императрице не хватало Потемкина. «Я назначила восьмой день сентября для празднования Шведского мира, — написала она ему, — и постараюсь сделать все от меня зависящее. Но, друг мой, частенько хочется поговорить с тобой — хоть четверть часа»{1007}. Она также рассказала ему, что теперь, когда ее тревога уменьшилась, снова начала набирать вес: «С 1787 года мою одежду постоянно ушивали, но за последние три недели платья стали тесны, так что вскоре их будет не натянуть. Я также становлюсь гораздо веселее. Приятное поведение и манеры [Платона Зубова][61] много этому способствуют»{1008}.
8 сентября Александра Радищева в цепях отправили в Сибирь. По императорскому приказу цепи вскоре сняли. Все материальные потребности Радищева удовлетворял его друг и покровитель граф Александр Воронцов. Похоже, что Радищев вообще никогда не имел никаких революционных намерений и лишь выразил свое личное отношение — но его имя стало символом для последующих поколений русских интеллектуалов. Ему позволили на несколько недель остановиться в Москве. К Рождеству он прибыл в Тобольск, где и остался до лета; там к нему присоединились члены его семьи и слуги. В декабре 1791 года он наконец добрался до Илимска.
В день, когда Радищев покинул Петербург, столица официально праздновала заключение мира со Швецией. Среди тех, кто по этому поводу получил награды, был и Платон Зубов, которому вручили орден Святого Александра Невского. Назавтра Екатерина почувствовала себя плохо и весь день пролежала на софе. 10 сентября, еще не восстановившись полностью, она тем не менее посетила бал, ужинала и играла в карты со шведским послом графом Штедингом. После праздника она простудилась. Ее мучил кашель, от которого невозможно было избавиться. 30 сентября она писала Потемкину:
«Прости меня, мой друг, что пишу плохо и мало. Я не очень здорова — у меня кашель, болят грудь и бока. Два дня я провела
