меня еще больше, когда узнал, что я влюбился в Машу. Они были в одной группе и он сказал, что уже положил на нее глаз. Он был уверен, что она станет его. Но Маша влюбилась в меня, а не в него.
Отец наклонился вперед и уперся локтями в колени, шумно вздыхая. Его взгляд стал грустным и отсутствующим. Я отвел взгляд в сторону и задумался.
Все вдруг встало на свои места.
У каждого действия были последствия. Всё, что люди делали или говорили, имело последствия.
Действия бабушки и дедушки привели к тому, что их младший сын стал испытывать ненависть к старшему брату. Неправильно говорить плохо о мертвых, но если бы они любили своих сыновей одинаково, возможно, всего этого удалось бы избежать.
— Но я был эгоистом. Она была для меня как глоток свежего воздуха. Она заставляла меня смеяться и улыбаться. Я заполучил ее, — его голос дрогнул, когда он продолжил: — И посмотри, чем это закончилось.
Я с трудом сглотнул комок боли, подступивший к горлу.
— Но ты был счастлив, папа, — прошептал я. — Вы оба были счастливы друг с другом.
Отец сурово усмехнулся.
— Если бы я знал, что в итоге потеряю ее и причиню боль собственному сыну из-за своих проблем… лучше бы я никогда не делал ее своей.
Что-то кольнуло у меня в груди, пронзив кинжалами боли глубоко в сердце.
— Знаешь, мы, Орловы… мы любим только один раз, — проговорил отец, нарушив затянувшееся молчание. — Я никогда не думал о том, чтобы полюбить кого-то еще. Маша всегда была единственной для меня и так будет всегда. Но мы склонны причинять боль женщинам, которых любим. Вот почему… вот почему я хочу, чтобы ты был уверен, Леша.
У меня внутри все сжалось.
— Уверен в чем?
Папа встретил мой взгляд.
— Уверен в том, что ты готов потерять Ксюшу раз и навсегда.
Я вздрогнул от его слов, но поспешил ответить:
— Я уве…
— У тебя к ней сильные чувства, — оборвал меня отец. — Не отрицай этого, сынок. Я думаю, что ты уже не просто влюблен в нее. Ты ее лю…
— Я думаю, ты ошибаешься, — горячо возразил я. — Я не влюблен в нее. В любом случае, я слишком молод для серьезных отношений, — сказал я какую-то ересь лишь бы отец отстал от меня.
— Но я влюбился в твою мать, когда мне было всего восемнадцать. Ты родился, когда нам было по девятнадцать.
— Мама выбрала тебя. А Ксюша… у нее не было… у нее не было выбора, когда я сделал ее своей, — пробормотал я.
Папа склонил голову набок.
— Но она могла бросить тебя. И, как бы ты на это ни смотрел, но ты принадлежишь ей в той же степени, что и она тебе.
Я горько усмехнулся.
— Раньше принадлежал. А теперь она ушла от меня. Я дал ей выбор и она ушла.
— Ты заставил ее уйти, Леша. Ты сам. Это все будет на твоей совести.
— Я не хочу повторять твоих ошибок.
— Тогда не делай, потому что прямо сейчас ты ее повторяешь, — резко заявил отец. — Ты бросаешь ее! А когда найдешь в себе силы вернуться, то будет уже поздно! — почти отчаянно вымолвил он.
— Все не так просто, — огрызнулся я.
— Да, жизнь нелегкая штука, — заявил он, пронзая меня взглядом, который я слишком много раз видел. — Мы оба это знаем. Мы оба пережили худшее в своей жизни. Но я отказываюсь верить, что жизнь будет продолжать издеваться над нами до конца наших дней.
Но мы не могли знать наверняка, что произойдет в будущем.
Возможно, жизнь не перестанет поливать меня дерьмом. Я этого не знал, но был готов к худшему.
А что до Ксюши, то…
Нет, я не собирался так рисковать. Пусть ее жизнь будет такой же хорошей, чем она завязнет в моем дерьме.
— Когда мы уезжаем? — проворчал я, пытаясь отвлечься от заданной темы.
К счастью, мой отец закончил. Каким бы настойчивым он ни был, он знал, когда нужно остановиться.
— У меня еще есть дело в этом городе, — ответил он, взглянув на наручные часы.
— Какое дело? — настороженно спросил я.
В эту самую секунду раздался звонок в дверь.
— Это дело, — заявил отец, поднимаясь на ноги.
37.4. Встреча с псевдо-дядей
Донельзя раздраженный, я провел рукой по лицу и встал, чтобы пойти в свою комнату. Но не успел я сделать и шага, как услышал знакомый голос, приветствующий отца, и замер. Моя голова метнулась к двери. Инстинктивно и, безусловно, глупо я бросился обратно на диван и пригнул голову.
Блять.
Я еще глубже скатился на диване, когда услышал приближающиеся шаги.
Блять!
— Так, так, так. Кто тут у нас?
Это был ректор.
— Ты что, прячешься, сопляк? Опять что-то натворил, да?
— Подбирай выражения, Лёня, — услышал я грозный голос своего отца.
— Что такого я сказал?
— Ты ректор университета, а он твой студент. Веди себя соответственно и не называй моего сына сопляком.
— Пф-ф… — фыркнул он и вновь обратился ко мне: — Ты что, даже не поздороваешься со мной?
Твою же мать. Я медленно выпрямился. Выхода, походу, не было. Надо было убежать в свою комнату. Сука!
Я медленно повернул голову и поднял глаза. Ректор смотрел на меня с ухмылкой на губах. Он был одет в безупречный темно-синий костюм, его волосы были идеально зачесаны назад, в отличие от моего отца, который был одет в белую футболку и спортивные штаны, а его волосы небрежно торчали в разные стороны.
— Привет, дядь Лёнь, — хмуро пробормотал я, возвращая взгляд к телевизору.
Огромная рука опустилась мне на макушку, сдавливая голову. Я скрипнул зубами. Вот же…
— Во-первых, здравствуйте. А во-вторых, Леонид Арсеньевич, — услышал я его ответ с нотками раздражения.
— С каких это пор? — парировал я.
— С тех самых, когда ты стал моим студентом.
— Но при этом ты остался лучшим другом моего отца, знаешь меня с пеленок, прикидывался моим папашей, когда устраивал меня в школу в этом городе и терпел меня у себя дома, пока я не переехал сюда. Не быть тебе уже для меня Леонидом Арсентьевичем, — усилием воли усмехнулся я.
— Какой паршивец, — со свойской любовью отозвался дядя Лёня.
С каждым его словом тяжесть на моей голове возрастала. Я тяжело выдохнул и повернулся, чтобы сказать ему, чтобы он отпустил меня. Но прежде чем я успел произнести хоть слово, его рука внезапно исчезла.
А все потому что папа отвесил ему звонкую затрещину.
— Орлов! — возмущенно рявкнул дядя Лёня, хватаясь за затылок. — Ты что творишь?!
— Ты не
