Свет фонаря упал на гостя, высветил он и Марию. Спустя годы вспоминал Георг эту поразительную пару. Тонкая фигурка любимой, темные волосы, спускающиеся на плечи, бледный лоб, прелестные голубые глаза, прикрытые длинными темными ресницами, маленький красный рот, нежный румянец щек — никогда еще не видел Георг свою любимую такой красивой, особенно в сочетании с мужественными чертами и мощными формами мужчины, стоящего рядом.
Ночной гость помог старому привратнику втащить назад мост; старик ушел, и Георг услышал следующий разговор:
— Есть ли известия из Тюбингена? Вернулся ли Маркс Штумпф? Я вижу следы печали в ваших глазах.
— Нет, господин, — ответила Мария, — он еще не воротился. Отец ждет его сегодня ночью.
— Черт бы его подогнал! Я останусь ждать, даже если наступит день! Фу-у-у! Какая холодная ночь, барышня! Мои филины и совы в пещере тоже, должно быть, замерзли, по крайней мере, они так жалобно ухали, когда я поднимался наверх!
— Да, сегодня похолодало. О, я бы ни за что не спустилась в пещеру! Как страшно, должно быть, кричат совы. У меня мороз по коже пробегает, когда я об этом думаю.
— А если бы вас сопровождал юнкер Георг? — рассмеялся ночной гость и взял покрасневшую девушку за подбородок. — Не правда ли, с ним бы вы пошли в пещеру? Вот что делает любовь! Ваш ротик выдает его поцелуи. Он не должен быть таким грубым!
— Ах, господин! — Мария залилась румянцем. — Как можно так говорить! Я не буду больше сюда приходить, не стану вам еду варить, если вы так думаете обо мне и о юнкере.
— Ну вот, уже и пошутить нельзя! — Рыцарь погладил Марию по полыхающей румянцем щеке. — У меня в подземелье нет поводов для шуток. А что вы мне подарите за то, что я замолвлю словечко перед вашим отцом, дабы он выдал вас за него замуж? Вы же знаете, что батюшка сделает все, о чем я его попрошу, и уж точно возьмет в зятья того, кого я ему посоветую.
Мария подняла на него радостные глаза.
— Уважаемый господин, я не могу вам запретить говорить что-либо хорошее о Георге. Кроме того, отец его очень ценит.
— Но я спрашиваю, как меня вознаградят? Все имеет свою цену.
Мария потупила глаза и еле слышно промолвила:
— Огромное спасибо! Но пойдемте же! Отец нас заждался.
Мария двинулась было вперед, но изгнанник задержал ее. Сердце Георга колотилось так, что его могли услышать собеседники; юношу бросало то в жар, то в холод, он ухватился за дверь и был близок к тому, чтобы испортить этот разговор вполне определенной платой.
— Куда вы торопитесь? — с улыбкой произнес мужчина из пещеры. — Всего один поцелуй, это и будет платой за мое ходатайство, чтобы отец тотчас позвал священника и тот благословил бы ваш брак.
Изгнанник склонил голову к Марии, а у Георга потемнело в глазах, он готов был выскочить из своего укрытия, но тут барышня строго глянула на мужчину и укоризненно произнесла:
— Это невозможно, ваша милость, в противном случае вы меня видите в последний раз!
— Если бы вы знали, как вы красивы в своем своенравии! — невозмутимо заметил рыцарь. — Тогда бы гневались целыми днями. Да, конечно, вы правы: когда кто-то другой проник глубоко в сердце, не следует сорить своими милостями. Но я еще раз вгоню вас в краску и все-таки потребую платы. На свадьбе попрошу вашего жениха разрешить мне вас поцеловать, и тогда посмотрим, откажет ли он мне.
— Вы, конечно, можете это сделать, — рассмеялась Мария, — но подготовьтесь к отказу — по такому поводу он не терпит никаких шуток.
— Да, он ревнив, — согласился рыцарь, — я с этим однажды столкнулся. Мог бы рассказать вам эту историю, только я пообещал о ней молчать.
Голоса собеседников удалялись. Георг облегченно вздохнул и прислушался — нет ли кого на дорожках и лестнице, после чего покинул убежище и прокрался к себе в комнату. Последние слова изгнанника все еще звучали в его ушах. Он стыдился своей ревности, которая этой ночью чуть было вновь не вырвалась наружу. Ему вспомнилось, каким недостойным подозрением он оскорбил любимую, и он от стыда зарылся в подушку. Спасительный сон прогнал мучительные мысли.
На другое утро, когда Георг сошел вниз, на мужскую половину, где обыкновенно в семь часов семья собиралась к завтраку, Мария вышла к нему с заплаканными глазами. Она отвела его в сторону и шепнула:
— Входи тише, Георг, рыцарь из пещеры тут, в комнате. Он задремал час тому назад. Надо дать ему немного отдохнуть.
— Изгнанник? — удивился Георг. — Как он мог рискнуть остаться здесь днем? Не заболел ли он?
— Нет, — ответила Мария, между тем как новые слезы отуманили ее взгляд. — Нет! Сейчас должен прибыть гонец из Тюбингена, и он непременно хочет его дождаться. Напрасно мы умоляли и заклинали его уйти на время дня, он и слышать ничего не хотел. Собирается ждать гонца здесь.
— А разве не мог гонец спуститься в пещеру? — продолжал расспросы Георг. — Он бы избежал опасности.
— Ах, ты совсем его не знаешь. Если ему что-то западет в голову, то уж оттуда это не выбьешь никакими силами. Мы уговаривали его скрыться ради нас. Но его главный аргумент: он остается здесь для того, чтобы посоветоваться с отцом тотчас же, как придет известие.
Разговаривая таким образом, они подошли к дверям комнаты. Мария отперла их как можно тише и вошла в сопровождении Георга.
Комната отличалась от большого покоя в верхнем этаже только тем, что была несколько меньше. Ее окна, с маленькими круглыми стеклами, в которых играли лучи утреннего солнца, также открывали вид на три стороны. Пол и стены были красиво выложены кусками цветного дерева. Несколько портретов предков Лихтенштайна украшали глухую стену, а столы с дорогой утварью показывали, что рыцарь фон Лихтенштайн был большим поклонником старых обычаев и хотел оставить в наследство дочери драгоценные предметы, которые он получил от своих предков.
Перед большим столом посреди комнаты сидел хозяин замка. Подперев рукою подбородок с длинною бородою, не шевелясь, он мрачно смотрел в стоящий перед ним кубок. Неизвестно, сидел ли так старик целую ночь или же только утром решил подкрепить свои силы глотком вина.
Хозяин приветствовал гостя легким наклоном головы и указал ему на кубок и стул возле себя. Мария поняла намек — налила полный кубок и поднесла его возлюбленному с необыкновенной грацией, как и все, что она делала. Георг сел рядом со стариком и выпил налитое вино.
Лихтенштайн подвинулся к своему гостю и прошептал хриплым голосом:
— Боюсь, что дело плохо!
— У вас есть известия? — так же тихо спросил Георг.
— Ранним утром один крестьянин сообщил мне, что вчера тюбингенцы заключили с союзом мирный договор.
— С союзом? Мирный договор? О боже! — невольно вскричал Георг.
— Потише! Не разбудите его! Он и так обо всем узнает, — остановил юношу старик, указывая глазами на противоположный конец комнаты.
