И хотя больше всего на свете ей хотелось оказаться в горячей ванне, Рапсодия направилась прямиком к туннелю, ведущему в Проклятую Пустошь.
Приближалась ночь. Темнота атаковала бледное небо, заляпанное алыми ладонями заката. Клубящиеся облака по широкой спирали уходили к горизонту, зеркально отображая беспорядок, воцарившийся на земле за прошедший день. Рапсодия механически пропела свои вечерние молитвы, не находя утешения в знакомом ритуале.
Она нашла Акмеда там, где и ожидала, — у входа в туннель, возле каньона и Пустоши, в том самом месте, где он впервые обратился к своим подданным. Его ноги свисали над пустотой, уходящей на тысячу футов вниз, а взгляд был устремлен вдаль.
Рапсодия молча села рядом, глядя в наступающую темноту. Они вместе смотрели, как солнце зашло за край мира, словно ему было стыдно задерживаться в небе хотя бы на мгновение дольше предписанного. С наступлением тьмы поднялся холодный ветер, разметал волосы Рапсодии, завыл и застонал в каньоне.
Когда тьма окончательно воцарилась над страной фирболгов, Акмед сказал:
— Благодарю тебя за то, что не попыталась наполнить тишину словами сочувствия.
Губ Рапсодии коснулась мимолетная улыбка, но она ничего не ответила. Акмед вздохнул:
— Грунтор все еще молчит?
— Да, пока молчит.
Акмед задумчиво кивнул, его разум отправился на другую сторону Времени.
— Ему уже приходилось переживать нечто подобное, только тогда все было еще хуже. Он справится.
— Обязательно справится, — согласилась Рапсодия. — Один из твоих офицеров успел мне кое-что сказать перед смертью.
Акмед повернулся к ней:
— И что же?
Она убрала с лица прядь волос, которую плачущий ветер швырнул ей в глаза.
— Он назвал имя Огненного Глаза. Его настоящее имя, как мне кажется…
Взгляд Акмеда сразу стал внимательным, но он промолчал. Рапсодия кашлянула и с беспокойством огляделась по сторонам.
— Он сказал, его зовут Салтар.
— Да, я знаю.
— И оно тебе ничего не напоминает?
— Напоминает. Тсолтан.
Рапсодия выдохнула, ее нервное возбуждение стало спадать.
— Должна признать, меня не удивило, что ты знал.
— На самом деле я не знал. Просто ожидал чего-то похожего. С того самого дня, как мы выбрались из Корня. — Акмед посмотрел в сторону Пустоши. Темный кустарник колыхался под порывами холодного ветра. — Ирония Вселенной всякий раз умудряется меня удивить, — сказал он, и Рапсодии показалось, что он обращается к самому себе.
Однако в его голосе она не услышала привычного сарказма. Король поднял с земли камешек и принялся задумчиво гладить его тонкими пальцами.
— Поясни, что ты имел в виду, — мягко попросила Рапсодия.
Акмед вновь посмотрел вдаль, словно пытаясь разглядеть прошлое.
— Всю свою сознательную жизнь я был хищником. И очень неплохим, если уж на то пошло. Меня вырастили в ответ на безжалостное уничтожение моего народа, предпринятое ф'дорами, поэтому я, в свою очередь, стал безжалостным. При рождении я получил дар — связь с кровью, который позволял мне быть Братом всех людей. И я использовал свой дар во имя Смерти. Я жил один и проливал кровь, вместо того чтобы позволить ей связать меня с остальными. Я искал биение сердца врага, следовал за ним и неизменно находил. Мое приближение было столь же неотвратимым, как движение Времени, Рапсодия. Только в море могли мои жертвы найти спасение. И никому не удавалось скрываться вечно. — Акмед вздохнул. — А теперь я оказался здесь, по другую сторону Времени. Я все бросил, лишился природного дара и бежал, тщетно пытаясь спастись от преследователя, против которого у меня не было ни единого шанса, — себя. Ведь именно от себя я пытался сбежать. Мой враг владеет моим именем. Я был его сообщником, помогая себя найти. Ф'доры, как и я, никогда не дают своей жертве уйти. Ф'дор либо выиграет сражение, либо, проиграв, овладеет победителем, сделав его своим новым вместилищем. Таким образом, он побеждает в любом случае. И гораздо лучше принять смерть от его рук, чем позволить ему жить в твоем теле. Между нами в любом случае уже существует связь. Мне следовало бы понимать, что этот мир недостаточно велик, чтобы спрятаться и от него, и от себя. Лавина приближается, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить ее.
Рапсодия промолчала, но ее рука скользнула вниз по плечу Акмеда, а потом сжала его тонкие пальцы. Акмед посмотрел на их сплетенные руки.
— А потом появилась ты, Рапсодия, и все переменилось. Мой мозг наполнился твоей непрестанной болтовней, я отвлекся и поверил, будто моя связь с ф'дором разорвана, будто мне удастся убежать от него. Но я не должен был верить надежде — ведь я несу неизбежность в самом себе. И он обязательно найдет меня — теперь это лишь вопрос времени. — Он бросил камешек в каньон.
— Но ты не знаешь наверняка, что это случится, — негромко проговорила Рапсодия. — Быть может, ты ошибаешься. Возможно, ты все еще хищник, Акмед. Возможно, тебе суждено встретиться с ним лицом к лицу и убить его. Возможно, он станет твоей последней жертвой. Но в одном ты прав: ты больше не можешь бежать. Он все равно найдет тебя, рано или поздно. На твоем месте я бы не стала поворачиваться к нему спиной.
— Лицемерные слова человека, который не понимает, какие последствия будет иметь для меня такая встреча, — угрюмо проговорил Акмед, выдергивая руку из пальцев Певицы.
— Возможно, ты ошибаешься. Но я знаю, какие последствия такая встреча может иметь для меня. Я могу потерять единственную семью, которая у меня есть. Вредного брата. — Она заметила, как в его глазах загорелся огонь. — Тебе не понять, как я боюсь, что со мной это произойдет еще раз. Но, невзирая на последствия, я, как и Грунтор, готова встретиться с ним, встав рядом с тобой плечом к плечу. Мы — одна семья.
Она улыбнулась, и Акмед ощутил, как его сердце устремляется к ней навстречу. Попытка замкнуться в себе опять не удалась.
— Ты слышал, что болги говорят о Призраке Огненного Глаза? — спросила она.
— Да.
— Что все это значит? Если демонический дух Тсолтана уцелел после гибели Серендаира и пришел сюда, вселившись в одного из намерьенов, покинувших остров на последнем корабле, могли ли они его распознать?
Акмед покачал головой:
— Сомневаюсь, хотя необходимо признать, что правила изменились, и нам следует иметь в виду: прежние законы могут здесь не работать. Обычно ф'дора невозможно увидеть, когда он вселяется в человека, хотя иногда удается уловить легкое присутствие отвратительного запаха. Но такое случается очень редко. Вот почему они так опасны.
— Тогда что здесь происходит? Акмед встал и стряхнул песок с одежды:
— Понятия не имею. Ясно одно — они пользуются темным пламенем. Вот откуда такие страшные раны. Болги считают, что Призрак есть часть магии Салтара, таинственная защита, которая делает его неуязвимым, позволяя всякий раз одерживать победу.
