носу лодки, четверо раненых по корме от боевой рубки. Другими словами, командир и двадцать семь моряков: немногим более половины всей команды.
Каким спокойным было море… Лист девственной, немятой фольги. Я ни когда не видел такого спокойного моря. В воздухе ни малейшего дуновения ветра.
Затем Крихбаум прокричал: «Справа по борту цель!»
Как притянутые магнитом, наши бинокли повернулись в одном направлении. Он был прав. Крохотная черная точка показалась на фоне серо-голубого сияния. На таком расстоянии невозможно было определить, что это. Я опустил свой бинокль и моргнул. Крихбаум забрался на главный пеленгатор и откинулся назад, держа бинокль кончиками пальцев. Бремер тупо уставился на левый борт с открытым ртом.
«Ну что?» — нетерпеливо спросил Командир. «Распознали, что это такое?»
«Нет, господин Командир, но это должно быть примерно в том месте, где затонула подлодка, делая поправку на течение. Мы далеко продрейфовали, пока подбирали выживших».
«Гм,» — произнес Командир.
Прошла минута. Неожиданно приняв решение, он увеличил скорость и отдал команду на руль. Мы направились к почти невидимой цели.
Что на свете заставило Старика бороздить начиненную минами воду ради ящика с апельсинами или старой бочки из-под масла? Он что, показывал фигу судьбе? Не слишком ли уж он искушал нашу удачу?
Я слегка согнулся, потому что мускулы моего живота напряглись, а колени ослабли.
Тянулись секунды. Затем Крихбаум, который не опускал своего бинокля, бесстрастно произнес: «Там кто-то в море. Он еще жив».
«Я так и думал,» — так же холодно сказал Командир.
Живой? С момента потопления подлодки Бремера прошло уже тридцать или сорок минут. Мы все напрягали свои глаза, но безуспешно. Когда наша спасательная операция завершилась, ничто не искажало зеркально-гладкой поверхности воды.
Командир приказал еще увеличить скорость. Чем скорее мы дойдем туда, тем лучше. Вглядываясь в бинокль по мере нашего приближения, я наконец тоже увидел его — человека. Его голова была четко видна над выпуклостью спасательного жилета. Теперь он поднял руку.
Спасенные столпились на самом на носу подлодки, цепляясь за штормовой леер. Я надеялся, что достаточно крепко. Мы не могли себе позволить, чтобы сейчас кто-нибудь упал за борт. Мое сердце сильно билось. Вот он! Наш мичман с орлиными глазами наконец убедился, что это не был кусок плавающего дерева.
Я спустился по скоб-трапу на нос лодки, стремясь увидеть человека, которого будут вытаскивать из воды. «Тебе надо крепко обнять мичмана!» — вот что мне хотелось кричать. Это был один шанс из тысячи. У Крихбаума была и голова, и глаза. Для человека с его опытом это было очевидно: плавника уже не могло быть там, где как раз U-XW пошла на дно.
И вот они достали его. Юнец, не старше восемнадцати лет. Без обуви, рубашка и брюки прилипли к телу. С него ручьем текла вода. Он без сил привалился к боевой рубке, но устоял на ногах.
Я молча кивнул ему для ободрения. Не мне расспрашивать, как ему удалось выбраться из затонувшей подлодки. Он наверное машинист или электрик, возможно единственный, кто спасся из кормовой части подводной лодки. Но как ему удалось продержаться столько времени? Воздушный карман? Только он знал ответ на этот вопрос.
«Бог мой,» — услышал я свой голос, «тебе повезло!»
Он глубоко вздохнул, фыркнул и кивнул головой.
Появился боцман с одеялами. Я ни за что бы не поверил, что Берманн может быть таким нежным. Он обернул ими мальчика почти с материнской заботливостью. Боже, почему он сделал это? Юнец скорчился с подавленными рыданиями. Его зубы начали стучать.
«Дай нам сигарету!» — резко бросил боцман одному из матросов. «Давай, зажги ее! Теперь передай сюда».
Он нежно опустил мальчика на решетки, усадил его спиной к боевой рубке и вставил сигарету ему в рот.
«Ну вот, парень. Затянись-ка».
***
«Время?»
«08:10, господин Командир».
А эскорт должен был подойти в 08:00…
Спасательный жилет стал мне мешать.
К счастью тех, кто был на палубе, день был теплым и безветренным. День Рождества, но совсем не холодно. Когда взойдет солнце, оно должно дать немного тепла. Тем временем спасенным нужно было что-то одеть на ноги. Масса одежды уже была сложена наверху боевой рубки любимцами Берманна, в основном свитеры. Я спустился вниз, чтобы раздобыть обувь.
Дориан говорил Айзенбергу: «Видишь, что я имел в виду — как отличить мужчин от мальчиков? Этот лейтенант с другой подлодки — он же свихнулся».
На полдороге в кают-компании я встал как вкопанный. Старший помощник поставил на стол печатную машинку и приготовился печатать. У меня не было слов. Я бесцеремонно щелкнул языком, но он даже не взглянул на меня, а ткнул три-четыре клавиши указательным пальцем и продолжал смотреть немигающим взглядом чайки на печатную машинку. Мне захотелось схватить печатную машинку и разбить о его голову. Вместо этого я пробормотал «Чертов дурак!» и протиснулся мимо него по пути в носовой отсек, где я закричал на его обитателей с ненужной горячностью.
«Нужны морские ботинки! Давайте, надо помочь!»
Во имя всего святого, что он печатает? Доклад о прибытии? Декларацию для Бремера — аккуратно приготовленное заявление, подтверждающее, что мы взяли его на борт вместе с половиной его команды?
Понадобилась одна минута, чтобы организовать цепочку людей и еще одня, чтобы быстро передать ботинки. За последней парой я снова поднялся наверх.
«Виден эскорт!» — проорал Крихбаум и показал вперед.
Шапки дыма испачкали горизонт со стороны земли.
Командир проворчал: «Слишком поздно, друзья мои».
Рядом со своим ухом я услышал быстрые щелкающие звуки. Я повернулся посмотреть. Это был Бремер. Его зубы снова стучали.
Налетел холодный ветерок. Я поежился.
Солнце наконец взошло. Оно быстро скользнуло над толстой лентой облака цвета мальвы и поплыло в перламутровую чашу неба, как апельсин. Море превратилось в водянистую тафту. Голубой силуэт приближающегося минного заградителя и его надстройка резко вырисовывались на фоне оранжевого шара. Над устьем реки висели голубино-серые нежные облака. Лишь узкая полоска желтого света отделяла их ровные нижние границы от горизонта. Небо над головой было пятнисто-розовым, а самые высокие облака казались обрамленными золотом.
Несмотря на резь в глазах, я уставился на поднимающийся диск солнца. Мой внутренний голос начал петь благочестивые стишки Викария:
Будет прекрасным тот день,
Когда освобожденные от всех грехов
Мы войдем, ведомые рукой Христа
В обетованную землю Ханаана…
Командир отвернул свою голову так, чтобы Бремер не мог услышать. «Странно, как это сработало. Они ждали одну лодку, а теперь это все, что они получают». Он направил свой бинокль на минный заградитель. «Хорошо смотрится эта посудина — должно быть все
