литературы» его откровения и согласимся с выводом Мельгунова, что еврейские погромы в годы Гражданской войны были вызваны главным образом разнузданностью в стране стихии и анархии, «отсутствием власти», «твердого государственного порядка». «Политическим катаклизмам соответствовали и погромные события», – писал он. Такого же мнения придерживался еврейский публицист И.М. Бикерман, оспаривавший утверждения, что в годы «братоубийственной» войны «евреев истребляли особо»: «Допустим, что дело происходило так… Но в общем смысле разгромлена вся Россия… Если тут был погром, то – всеобщий; одних истребляли под одним видом, других – под другим» (Бикерман И.М. Россия и евреи. Сборник первый. Берлин, 1924, с. 58—59).
В статье Мельгунов оспаривает и чрезвычайно упрощенные представления о злостном антисемитизме всех властей, правивших на Украине до утверждения там большевиков (эти представления послужили, в частности, поводом для убийства еврейским националистом Ш. Шварцбардом в Париже в 1926 г. С.В. Петлюры). Автор справедливо пишет, что «и правительство Центральной Рады, и правительство Скоропадского, и правительство Директории бесспорно и активно боролись с еврейскими погромами. Если все эти власти были бессильны бороться с эксцессами, то причины лежат в стихийности последних». Немаловажны также приводимые Мельгуновым факты (их можно значительно дополнить), свидетельствующие о поддержке еврейскими париями и организациями «украинских самостийников». Среди этих организаций были и сионисты, как всегда пытавшиеся разыгрывать свою опасную игру. Д.С. Пасманик писал по этому поводу в сборнике «Россия и евреи»: «Те же сионисты и вообще еврейские националисты… поддерживали долгое время сумбурное правительство Петлюры-Винниченко даже и тогда, когда на Украине происходили ожесточенные антиеврейские погромы. Когда-нибудь мы расскажем подробнее эту печальную страницу в истории русского еврейства» (Указ. соч., с. 211—212).
Типичная ситуация: верхи еврейских националистических кругов как бы не замечают или даже в какой-то степени подталкивают эксцессы против евреев, жертвуя в угоду своим политическим целям интересами еврейской массы.
Затрагивая в статье вопрос о еврейских погромах, совершенных на Украине Добровольческой армией, Мельгунов сожалел, что в печати еще не появился продолжавший работу И. Чериковера «Антисемитизм и погромы на Украине. 1917—1919 гг.» второй том, готовившийся к изданию «Редакционной коллегией по собиранию материалов о погромах на Украине», которая действовала с начала 1919 г. и после переезда в 1920 г. за границу получила в Берлине официальное наименование «Ostjudisches Historisches Archiv». Этот том был издан в столице Германии лишь в 1932 г., принадлежал перу И.Б. Шехтмана и назывался «Погромы Добровольческой армии на Украине. К истории антисемитизма на Украине в 1919—1920 гг.». Можно с уверенностью утверждать, что знакомство с этой книгой не изменило бы оценок Мельгунова (его мнение на этот счет нам пока неизвестно), ибо и ее отличает та же тенденциозность, что и другие подобные издания (см., например, Штиф Н.И. Погромы на Украине. Период Добровольческой армии. Берлин, 1922).
Шехтман пришел в своей работе к заключению, что погромы при добровольцах не были «неизбежным эпизодом гражданской войны», а представляли собой факт «форменного крестового похода именно против еврейского населения в целом» (Указ. соч. С. 255, 259). По его мнению, «официальный антисемитизм» Добровольческой армии санкционировался сверху (Н.И. Штиф вообще заявлял, что в этом вопросе не было никакой разницы между белыми генералами и самими «громилами»), хотя автор предисловия к книге Шехтмана И. Чериковер и вынужден был признавать, что погромов при Колчаке «не произошло… Не произошло потому, что Колчак их не хотел… Не хотел погромов и Врангель в Крыму – и их не было…» (с. 22). Выходит, погромов «хотел» не кто иной, как сам А.И. Деникин. Так ли это?
Мельгунов такую «тенденциозную ложь» отрицает, так же как и утверждение о якобы «официальном антисемитизме» белой армии вообще. «…Погромы и в местах, где появлялись отряды Добровольческой армии, были также исключительно явлением стихийного характера», – писал он. В поддержку оценки историка можно привести множество дополнительных фактов, свидетельствующих о борьбе командования Добровольческой армии против погромных настроений и действий (многое говорят хотя бы факты военно-полевых судов над погромщиками или устранение в августе 1919 г. генералом В.З. Май-Маевским другого генерала – Хазова, командира 2-й Терской пластунской бригады, за учиненный его частью погром в Смеле). Приведем лишь два приказа Главнокомандующего вооруженными силами Юга России. Первый был адресован 3 октября 1919 г. командующему войсками Киевской области и гласил: «Ко мне поступают сведения о насилиях, чинимых армиями над евреями. Требую принятия решительных мер к прекращению этого явления, применяя суровые наказания к виновным». Второй адресовался всем вооруженным силам Юга России и был издан 23 января 1920 г.: «Недавно мы были у Орла, но ряд тяжких ошибок привел вас вновь на Кубань. Теперь, когда мы накануне решительного наступления, вам нужна победа над собой. Пусть помнит каждый, что одной из причин крушения фронта и развала тыла были насилие и грабежи… Если начальники не возьмутся сразу за искоренение зла, то новое наступление будет бесполезно. Требую жестоких мер, до смертной казни включительно, против всех, творящих грабеж и насилие, и против всех попустителей, какое бы высокое положение они ни занимали».
В своих «Очерках русской смуты» Деникин ничуть не лукавил, когда писал, что «если бы только войска имели малейшее основание полагать, что высшая власть одобрительно относится к погромам, то судьба еврейства была бы гораздо несравненно трагичнее». (Берлин, б. г., т. V, с. 146). И не случайно в этой связи в белой армии имели хождение слухи, что Деникин якобы «продался жидам». В одной из бесед Главнокомандующего с еврейскими делегациями в августе 1919 г. он откровенно признавался: «…Я старался и стараюсь возможно ослабить его (еврейского вопроса) остроту. Но устранить его совершенно я не в состоянии». Деникин называл следующие основные причины погромов, весьма далекие от упрощенных интерпретаций многих еврейских публицистов: «звериные инстинкты, поднятые войной и революцией», «всеобщая распущенность, развал, утрата нравственного критерия и обесценивание человеческой крови и жизни», «резко враждебное отношение к нам еврейства на всей территории вооруженных сил Юга России», «явное, бьющее в глаза засилье евреев во всех областях советского управления» (т. V, с. 147—148, 150).
На последнюю причину обращал особое внимание и Мельгунов, считая ее одной из основных в ряду факторов распространения антисемитизма. Он подчеркивал, что погромы «так часто питались именно молвой о сочувствии евреев большевикам» и что в рядовой психологии происходило отождествление «большевизма с еврейством и во всяком случае еврейской психологии с интернациональной».
Серьезное исследование сформулированной Мельгуновым проблемы о «склонности к революционному максимализму еврейской интеллигенции и полуинтеллигенции» и о
