самым несимпатичным образом.
Мата Лобо был лучшим следопытом в округе, пока не отправился навстречу Клонящемуся Ворону, вышедшему из резервации, и не поплатился за это перекушенной шеей. Потом Уилл Фрай, переводчик и давний друг Сэма, поехал к вигвамам в трех милях ниже по реке, проверить, что за чертовщина там творится с двумястами с чем-то его местными подопечными. Увидел среди тополей и колючих кустов голую девушку, слез с лошади — и был вынужден снова запрыгнуть в седло, когда девушка откусила ему половину кисти, державшей револьвер. В лагере на Джиле беднягу сняли с гнедой кобылы, залитой его кровью.
Вызвали телеграммой Дока, но к его приезду Уилла уже пришлось успокоить пулей в голову. Такая же судьба постигла Клонящегося Ворона и Мату Лобо. Док сказал, что однажды уже видел такое: его приятеля укусили в плечо на окраине Форт-Томаса, и он знал, что лучше туда не соваться. Но они с Уиллом были давними друзьями, так что Док рискнул. Сэм смекнул, что куда бы эти твари тебя ни укусили, результат будет один — самый что ни на есть плачевный. Это и заставило его койотеро разбежаться.
Теперь Док ждал, что произойдет раньше: его отзыв в Форт или прибытие кавалерии. Кавалерия задерживалась (за ней послали всего два дня назад), отзыв в Форт — как водится, тоже. Но Док был себе на уме и никуда не выезжал без сопровождения.
Пока что они коротали время за отстрелом апачей.
— Расскажи-ка еще разок ту свою байку, Док, — попросил Чанк. — Я, конечно, поверю в нее ничуть не больше, чем в прошлый раз, но хоть время убьем.
— Про египтян или про Фрэнка Ширли?
— Про ай-гиптян. Тот, кто заставляет свою жену стоять неподвижно, пока он лепит ее из гипса, не заслуживает, чтобы о нем судачили.
Док кивнул.
— Терхан Бей — вот кто поведал мне, откуда взялись эти мертвецы. Из Египта, вот откуда. Там, говорит, они водились с самого сотворения мира. Все это, дескать, проделки его соплеменников.
— На что, говоришь, тебе жаловался этот Бей? — спросил со смехом Сэм.
— На воспаление уха. Я едва копыта не отбросил со смеху. Все равно, как если бы торговец змеиным ядом боялся употреблять внутрь свое же снадобье.
— Апачи в таких случаях пользуются мочой, — подсказал Чанк.
— Я слыхал, это помогает, — кивнул Док. — Пробовать, правда, не доводилось. Но у нас речь о фараонах. О первом настоящем фараоне, как его называл этот Бей. О том, который объединил Верхнее и Нижнее царства, весь Египет. Некто Нармер или Нарнер, точно не помню. Бей еще называл его царем-скорпионом. Жало у него, точно, было будь здоров!
— Скорпионы? В Египте эти твари тоже водятся?
— Почему нет? Учти, места там почти не отличаются от здешних. Пустыня, она пустыня и есть. Глинобитные хижины. Днем жара, ночью колотун. У нас тут Джила течет, а у них Нил. Он, конечно, не в пример шире и глубже. Вы, братцы, хоть что-нибудь об этом слыхали?
Сэм покрутил головой. Док был человек образованный, и Сэм чувствовал его превосходство. Чанк прокряхтел нечто невразумительное.
— Видал я статую одного такого фараона в здании старого арсенала в Нью-Йорке. Теперь там музей естественной истории. В руках у него были посох и цеп.
— Цеп? Для молотьбы, что ли? — встрепенулся Сэм.
— Так и есть. Это значит, что он кормилец своего народа. А посох, вроде пастушьего, обозначает, что он своему народу пастырь. Если верить Терхан Бею, пастырь этот завел свой народ в такие затейливые места…
— Вот тут мне уже как-то не верится, — признался Чанк.
— Не хочешь, не верь, Чанк. Но, по его словам, этот Нармер был первым, кто озаботился загробной жизнью. Чтоб никогда не умирать. Если честно, здесь я и сам начинаю спотыкаться. Этого фараона кличут Богом: так его прозвал народ. Вот я и спрашиваю Бея: если он и так Бог, то разве уже не живет вечно?
— Хороший вопрос, Док.
— Я того же мнения, Чанк. По словам Бея, они верили, что небеса не падают вниз, а на реке регулярно случается паводок только благодаря фараону и его могуществу. Это ж какая ответственность! В общем, они чтили его, как настоящее божество.
— Чтили?..
— Ну, как в церкви, Чанк. Когда молишься кресту.
Сэм сомневался, что Чанку доводилось бывать в церкви, но он не стал озвучивать свои подозрения, а предпочел свернуть себе толстую пахучую самокрутку.
— Вот только сам этот Нармер богом себя не считал. Думаю, он чувствовал, что смертен. Ну, и заставил своих солдат и жрецов экспре… экспериментировать.
— Еще один, Сэм, видишь?
Мужчина был наг, как новорожденный, что нарушало традиции апачей: те хотя бы прикрывали себе причинное место. Он вышел из-за угла конюшни, где лошади, почуяв его, испуганно зафыркали. По мнению Сэма, смердел любой апач — что живой, что мертвый.
— Это не Стоячая ли Вода? — спросил Чанк.
— Он самый, — подтвердил Сэм.
Многие в тот день появлялись перед ними безоружными, но Стоячая Вода был опасным типом при жизни, а после смерти и подавно. В кулаке у него поблескивал нож. Как многие его собратья, он ковылял, широко разинув рот, вот только двигался гораздо шустрее, чем его предшественники. Сэм увидел у него на плече след от укуса. Это беднягу и погубило.
Сэм не позволил Чанку с ним забавляться: поднял «спенсер», выпалил разок — и наступила тишина.
— Неплохо, — одобрил Чанк. — Так что ты говорил?
— Про эксперименты. Вам точно хочется опять слушать об этом?
— Мне — да.
— Мрачный же у тебя нрав, Чанк! — Док вздохнул. — Словом, им
