Кронштадт не только проводил меньшевистские лозунги, но и дал доказательства того, что возможно противобольшевистское движение, не служащее целиком белогвардейщине, капиталистам и помещикам, то это именно образец самовлюбленного мещанского нарцисса… Милюков прав против Черновых и Мартовых, ибо выдает действительную тактику действительной белогвардейской силы. …Давайте поддерживать кого угодно, даже анархистов, какую угодно советскую власть, лишь бы свергнуть большевиков, лишь бы осуществить передвижку власти!» (Я передаю прямым шрифтом и те слова, которые Ленин выделил в своем докладе курсивом.)
Без малого четыре года назад в условиях созревшего острейшего революционного кризиса, готового вот-вот разразиться народной революцией, Ленин написал брошюру «Удержат ли большевики государственную власть?» Брошюра была окончена 1 октября 1917 года. Она завершалась дышащими энергией, вдохновением, убежденностью словами: «Не найдется той силы на земле, которая помешала бы большевикам, если они не дадут себя запугать и сумеют взять власть, удержать ее до победы всемирной социалистической революции». Три с половиной недели спустя большевики взяли власть и удержали ее, надолго. Правда, без «победы всемирной социалистической революции», что изначально и необратимо вело к краху теории и социально-экономической практики победителей. В ленинской трехчленной формуле, связывавшей объективные условия, субъективные факторы российского революционного кризиса и победу мировой социалистической революции, последняя представляла собой мнимую величину. Мнимую величину – не значит (как и в математике) лишенную смысла, реального наполнения. По-своему, в особом своем роде она валентна, как, например, и отрицательные величины (в математике и не только в ней)380.
Представление об Октябрьской революции как о примере «сбывшейся утопии», широкомасштабном эксперименте на живом теле народа – опыте социальной вивисекции, в меру моего понимания является упрощенным и далеко не исчерпывающим проблему. Рассмотрение Октябрьской революции в основных параметрах всемирно-исторического процесса, быть может, особенно плодотворно для суждений об ее причинах, сути, превратностях, судьбах, последствиях, тоже всемирно-исторических. (Опыт такого рассмотрения, претендующий не более чем на попытку постановки вопроса, будет предложен. Все вышеизложенное служит предварению такой попытки.) А пока… А пока большевики взяли и утвердили государственную власть. Каким виделся, разумеется, в своих самых общих контурах социальный строй, воздвигаемый на развалинах буржуазно-помещичьего строя, в его старых и новых социально-государственных структурах, так или иначе обслуживаемых (справа и слева) функционировавшими в то время политическими партиями? Ответ на вопрос содержат речи, выступления, обращения, доклады, статьи Ленина особенно в 1918 году. Выделю как программную работу Ленина «Очередные задачи Советской власти», оконченную в апреле 1918 года. Но нет, с ней повременю. Неизменно знание, что «текст», наименее удобочитаемый, но наиболее содержательный – самая личность. Тем более такая, как Ленин. Одаренный умом ясным, проницательным, схватывающим «на лету», темпераментом буйным до неистовства, волей властной, но обладателю ее подвластной, мастерством дальновидного политического расчета и талантом яркой импровизации, твердостью убеждений, четкостью и жесткостью принимаемых решений и действий, сосредоточенностью и увлеченностью, азартом, пренебрегавшим опасностями, такому, что сродни военному азарту Наполеона. «Помнится, Наполеон писал <…>381. В вольном русском переводе это значит: „Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет“. Вот и мы ввязались сначала в октябре 1917 года в серьезный бой, а там уже увидали такие детали развития (с точки зрения мировой истории это, несомненно, детали), как Брестский мир или нэп и т. п.» – это из статьи Ленина «О нашей революции. (По поводу записок К. Суханова)». Ленин был прям. Независимо от состава и массовости аудиторий, он открыто признавал допущенные ошибки, как малого, так и большого масштаба. Он сознавал ответственность за дело, в исторической правоте которого был убежден. Как писал Троцкий, «Ленина в эпигонской литературе изображают не революционным стратегом, который гениально разбирался в обстановке, а механическим автоматом безошибочных решений. Слово гений в отношении Ленина было впервые сказано мной, когда другие не решались его произносить. Да, Ленин был гениален, полной человеческой гениальностью. Но Ленин не был механическим счетчиком, не делающим ошибок. Он делал их гораздо меньше, чем сделал бы всякий другой в его положении. Но ошибки у Ленина были, и очень крупные ошибки в соответствии с гигантским размахом всей его работы»382. Итак, «ошибки у Ленина были, и очень крупные ошибки». Не «ошибкой» ли было все дело Ленина? Кажется, я запоздало ставлю этот вопрос, безнадежно отстав от времени, ответившего на него решительно и категорично. Время ответило, но во времени сосуществуют разные поколения, каждое со своим жизненным опытом, и находятся тысячи и тысячи, может быть, десятки и десятки тысяч, отвергавших приговор текущего времени, с каких бы трибун, пусть и самых высоких, он ни возглашался. Я не с ними, не с теми, митингующими в защиту Ленина под транспарантами, совмещающими профили Ленина и Сталина. Все как было. Сталин для них и поныне – Ленин сегодня. По-человечески я их понимаю, даже сочувствую. В их судьбах образы Ленина и Сталина переплелись. Здесь больше беды, чем вины. Мне труднее понять ученого, недавно увиденного и услышанного с телевизионного экрана, объявившего о своем «прозрении» подлинной сути Ленина как исторического лица под шквалом новых саморазоблачающих его фактов. «Наследники» Ленина хранили их втайне. А сам Ленин? Если таил, по каким мотивам? «Каждое лыко в строку». Так. Но в какую строку? На гражданской войне как на гражданской войне. Она подобна географической сетке, и на каждом пересечении фронтовых линий – жертвы, чаще невинные. «Расстрельных» документов Ленина сколько угодно в 5‐м издании его сочинений. В докладе на I Конгрессе Коммунистического Интернационала: «Мы, конечно, преследуем меньшевиков, мы их даже расстреливаем, когда они в войне против нас борются против нашей Красной армии и расстреливают наших красных командиров». В обращении к венгерским рабочим («Привет венгерским рабочим»): «Подавляйте колебания беспощадно. Расстрел – вот законная участь труса на войне». В обращении «Все на борьбу с Деникиным»: «Наше дело ставит вопрос прямо. Что лучше? Выловить ли и посадить в тюрьму, иногда даже расстрелять сотни изменников из кадетов, беспартийных, меньшевиков, эсеров, „выступающих“ (кто с оружием, кто с заговором, кто с агитацией против мобилизации…) против советской власти, то есть за Деникина». В «Письме рабочим и крестьянам»: «Надо всеми силами выслеживать и вылавливать этих разбойников, прячущихся помещиков и капиталистов, во всех их прикрытиях, разоблачать их и карать беспощадно…» А вот и о ГПУ: «Это – самая неважная часть дела, если мы эксплуататора обезвредим, ударим по рукам и обкорнаем. Это надо делать. И наше Госполитуправление и наши суды должны делать это не так вяло, как делают до сих пор, а помнить, что они – пролетарские суды, окруженные врагами всего
