обобщенности, отразил черты конкретного государства — Гаити, «республики кошмаров», президент которой Франсуа Дювалье объявил себя в 1964 году пожизненным диктатором и установил в стране жесточайший террор. Ставшие обыденностью пытки и расправы над попавшими в немилость «Папы Дока» и его приспешников сочетались на Гаити с игрой в демократию и единство нации, со строительством новой столицы — Дювальевиля, претендовавшей на особую пышность (правда, вскоре захиревшей).
Этот трагический фарс, привлекший внимание писателя, во многом определил выбор названия и проблематику произведения. На Гаити Грин побывал еще в 50-е годы, в относительно спокойный период в жизни страны, а в 1963 году вновь отправился на остров, по его признанию, «вдохновленный газетной статьей» и стремясь «избежать Лондона и замкнутого писательского существования». «Это был самый тяжелый и, наверное, самый жестокий год правления Папы Дока», в чем писатель, всегда испытывавший интерес к «горячим точкам» планеты, поспешил убедиться собственными глазами.
Трагический опыт пребывания на Гаити, связанный с риском для жизни, с глубоким душевным потрясением при виде картин насилия, с постоянной угрозой провокации, не только расширил писательский кругозор Грина, но, как подчеркивал сам романист, проник в его подсознание, привнеся в него страх, ощущение кошмара. «…Еще много лет потом я видел Порт-о-Пренс во сне: я приезжал туда инкогнито и боялся, что меня выследят». Вместе с тем Грин испытал и глубокое моральное удовлетворение, узнав, что «Комедианты» вызвали негодование президента Дювалье: «Он лично обругал меня в интервью «Ле Матэн», газете Порт-о-Пренса, которая принадлежала ему, — это единственная рецензия, полученная мною от главы государства». А в конце 60-х годов министерство иностранных дел Гаити выпустило на английском и французском языках брошюру, озаглавленную «Окончательное разоблачение — Грэм Грин без маски». Этот «памфлет», в котором романист именовался «позором благородной и гордой Англии», «лжецом», «шпионом», «невеждой», «мучителем» и т. д., вызвал у Грина чувство гордости, еще раз убедив его в том, что «писатель не так беспомощен, как ему обычно кажется, и перо может поразить цель не хуже серебряной пули».
Однако Грин не был бы Грином, если бы ограничился в своем романе только обличением кровавого режима. Оставаясь политически злободневным, роман «Комедианты» отразил уже знакомую озабоченность писателя проблемами морально-этического, морально-философского характера, обращаясь к которым Грин стремится обнажить сущность человеческого бытия.
Этот план произведения связан с размышлениями центрального персонажа — рассказчика Брауна и с художественной реализацией (в отборе деталей, сравнений, символических лейтмотивов, характеризующих повествование Брауна) его взгляда на жизнь как на комедию, лишенную возвышенного и героического, а на людей — как на марионеток, исполняющих ту или иную роль. Позиция самого Грина в романе раскрывается сложным путем: с одной стороны, все оценки персонажей и событий принадлежат непосредственно Брауну, и именно ему, ведущему рассказ, призван внимать читатель; но, с другой стороны, суждения Брауна нельзя считать окончательными — ведь сам он и его философия являются объектом авторского осмысления и анализа. Как и другие персонажи, Браун проходит в романе проверку на человеческую подлинность, и таковой становится отношение его к жестокой реальности — к событиям на Гаити, этой «запуганной, замордованной стране». В результате «комедиантами» предстают и кровавые лицемерные временщики, правящие на Гаити, и авантюрист Джонс, и почтенный мистер Смит, вознамерившийся спасти человечество с помощью вегетарианской диеты. Что касается Брауна, то именно его трезвое восприятие действительности, сострадание к жертвам насилия и в то же время неспособность активно насилию противостоять, а главное — обрести какую-либо достойную человека веру и толкают его к спасительной, все оправдывающей философии — «Жизнь — это комедия!». Ни в одном из предшествующих романов Грин не показал столь мучительного чувства внутреннего опустошения, духовной неприкаянности, каким он наделил Брауна.
Но предъявляя Брауну и его философии строгий нравственный счет, заставляя рассказчика ощутить свою несостоятельность при встрече с человеческой подлинностью — подлинностью патриота и гуманиста доктора Мажио, Грин вместе с тем в чем-то и разделяет скептицизм рассказчика. Браун жаждет четких убеждений, даже коммунистических, и в то же время уверен, что всякое убеждение — своего рода «рамки», ограничивающие сознание человека. Правомерность подобных суждений Брауна подтверждается автором образами Смита и его жены, активных, решительных, бесстрашных — благодаря фанатичной вере в свою миссию, но, как раз по этой же причине, и догматичных, духовно слепых (глубоко символична основанная на парадоксе деталь — спокойный и чистый голубой взор Смита, не способного увидеть подлинный лик Гаити; лишь в краткий миг прозренья, после расстрелов на кладбище, этот взор — опять-таки злой парадокс! — туманится слезой).
Автор солидарен с рассказчиком и в его сомнениях относительно возможности проникнуть в истинную сущность человека. «Смерть — доказательство искренности», — предполагает Браун, и справедливость этого тезиса (в упрек Брауну, не способному к большой любви и вере) подтверждается судьбой Мажио, Жозефа, Марселя. Но чем была гибель Джонса? Случайностью, неожиданно принятой ролью? Или, разыгрывая из себя бывалого вояку, оставаясь у пулемета, чтобы прикрыть отход партизан, Джонс, осознанно или нет, пытался осуществить некий скрытый в нем, но так и не состоявшийся лучший вариант его личности? Все эти вопросы остаются без ответа, питая тем самым скептицизм Брауна.
Подвергая проверке мироотношение рассказчика, то опровергая его, то подтверждая, Грин таким образом и спорит с философией Брауна, и соглашается с ней, выявляя тем самым разлад в собственной душе, в своем восприятии мира.
*
Роман «Путешествия с тетушкой» вышел в издательстве «Бодлей Хед» в 1969 году. А писать его Грин начал в 1966 году в Париже, куда переехал в ноябре 1965 года. Расстаться с родиной писателя побудило не только возросшее раздражение против отдельных сторон английского быта, перегруженного условностями, но главное — неожиданное разрушение привычного образа жизни. Долгие годы он поддерживался стараниями «тихого и незаметного человека» — экономки. Но внезапно женщина умерла, и оказалось, что заменить ее некем. По тонкому наблюдению знатока творчества Грина В. В. Ивашевой, беседовавшей на эту тему с писателем, отъезд во Францию стал своеобразным бегством «из бедлама нарушенного стереотипа», попыткой начать жизнь сызнова и на новом месте.
«Я сжег немало кораблей и начал писать роман в отблесках пламени этого пожара», — вспоминал Грин о работе над «Путешествиями с тетушкой». Всегда очень строгий к своим творениям, писатель относил «Путешествия» к числу наиболее удавшихся ему произведений. Возможно, здесь сыграли роль и особые, глубоко личные чувства. По признанию автора, это единственная книга, которую он писал, испытывая огромное удовольствие, развлекаясь и забавляясь. Роман стал для Грина и подтверждением его любимой идеи о большой роли интуиции в творчестве, о том, что произведение и его герои помимо воли художника могут обрести самостоятельную жизнь и влиять на их создателя, пробуждая в нем мысли и чувства, о которых он сам не подозревает, и даже
