class="p1">— Что еще за «просто секс»? — Переспросила я.
— Обычный ванильный секс.
— Нам надо прояснить термины. — Сказала я. — То, что для одного — обычная ванилька, для другого будет ухабистой горной дорогой с карамельной посыпкой.
Олаф нахмурился и пригубил свою бутилированную воду.
— Я не знаю, как на это отвечать.
— Некоторые мужчины называют ванилькой секс в миссионерской позе без прелюдии, которым занимаются во имя Господа и зачатия младенцев. — Пояснила Эйнжел.
Олаф поморщился, как будто вода вдруг стала мерзкой на вкус, но, очевидно, это была реакция на слова Эйнжел.
— Нет, нет, это не то, что я имел в виду.
— Вот почему я сказала, что нам надо прояснить термины. — Заметила я и прислонилась задницей к оконной раме, попивая свой почти вкусный спортивный напиток.
— Если наши понимания этих терминов настолько отличаются, то — да, нам действительно нужно обсудить, что означает «ванильный» секс.
— Почему ты так зациклен на ванильном сексе? — Поинтересовалась Эйнжел.
— Возможно, я выбрал не то слово.
Я покосилась на Эдуарда и приподняла брови, надеясь, что он поймет, что мне тут помощь нужна.
— Анита вообще-то не занимается ванильным сексом. — Сказал он.
— Чем она занимается? — Спросил Олаф.
В обычной ситуации я бы потребовала, чтобы Олаф не говорил обо мне так, словно меня здесь нет, но, если честно, я не хотела отвечать на этот вопрос. Я вообще не хотела обсуждать с ним свои сексуальные предпочтения.
— Ну, во-первых, несколько партнеров одновременно. — Начал Эдуард.
— Я знаю, что большинство ее мужчин предпочитает, чтобы в постели с ней находился еще один мужчина. — Голос Олафа звучал неодобрительно, почти с презрением.
— Звучит так, словно все мужики мечтают о том, чтобы, когда они в постели с женщиной, с ними был еще один мужик. — Заметила я.
— Ты хочешь сказать, что это твоя идея?
— Зависит от мужика. Иногда это идея Жан-Клода, иногда моя. Иногда Натэниэла.
— А иногда моя. — Добавил Никки с такой дерзкой улыбкой, что это был почти оскал.
— Ты способен просить о том, чего хочешь? — Уточнил Олаф.
— Ага.
Олаф посмотрел на меня.
— Как это возможно, если у него нет собственной воли?
— Я стараюсь давать Никки столько свободной воли, сколько могу. — Ответила я.
— Она чувствует вину за то, что подчинила меня навсегда. — Сказал Никки. — Так что она правда старается позволить мне оставаться собой.
— Ты социопат и наемник, который брал деньги за пытки и убийства людей. — Заметил Олаф. — Как Анита может позволять тебе оставаться самим собой?
— Я больше не занимаюсь пытками и убийствами за деньги.
— И ты не скучаешь по этому? — Спросил Олаф.
— Не так сильно, как я думал, что буду скучать.
— Чего тебе не хватает больше всего?
— Возможности драться в полную силу, без ограничений, и выбивать дерьмо из других парней.
— Ты же дома тренируешься с другими охранниками. — Возразила я.
Никки покачал головой.
— Это не то же самое, Анита.
— Когда ты говоришь, что хочешь выбить из кого-то дерьмо, ты же не имеешь в виду всякие там смешанные боевые искусства с правилами и рефери? — Уточнила я.
Он просто покачал головой.
— Он говорит о драке не на жизнь, а на смерть, Анита. — Пояснил Эдуард.
— Он говорит о том, чтобы забивать людей до смерти. — Сказал Олаф.
Я покосилась на него, но Никки заговорил вновь, и я повернулась к нему.
— Я говорю о той драке, когда все на кону. Когда, если я не выиграю, то меня убьют.
Я уставилась на него, изучая его лицо и пытаясь понять, серьезен ли он, а он, разумеется, был серьезен.
— Я дралась не на жизнь, а на смерть, зная, что, если проиграю, то меня убьют. Удовольствие ниже среднего.
— Я знаю, что для тебя это так, и если на кону будет стоять твоя жизнь или жизнь кого-то из тех, кем мы дорожим, то это и для меня не будет весело.
— Но ты все равно скучаешь по этому, если речь только о тебе? — Уточнила я.
Никки кивнул.
— Я понял, о чем он. — Сказал Эдуард.
— Ладно, тогда поясни мне. — Попросила я.
— Это та же штука, которая заставляет меня мечтать о проверке на прочность в схватке против самых здоровенных и жутких монстров, которых я только могу найти.
— Это способ узнать, кто круче. — Поняла я.
Эдуард кивнул. Я перевела взгляд со своего лучшего друга на одного из любовей всей моей жизни, и снова повернулась к Эдуарду. Потом я посмотрела на Олафа.
— И ты тоже понимаешь, о чем они говорят?
— Понимаю.
Я покосилась на Итана. Он вскинул руки.
— На меня не смотри, это не моя трава.
Я посмотрела на двух «котиков», которые все еще охраняли свои двери.
— А как насчет вас, ребята?
Кастер покачал головой.
— Мне нравится проверять себя на прочность, но не так, и я бы никогда не хотел драться с Никки всерьез.
Миллиган расхохотался.
— Поддерживаю, к тому же, я не один из твоих любовников. Я и на работе-то не слишком корячусь, так что и на другие вопросы мне отвечать смысла нет, если они вообще меня касались. Так или иначе, мне нечего сказать.
— Ты прав. Это личное. Извини. У меня порой проблемы с границами.
— Ты встречалась почти со всеми, кто есть в этой комнате. — Сказала Эйнжел.
— Ты не спросила нас. — Голос Пьеретты был тихим, но достаточно твердым, чтобы заполнить комнату.
— О чем не спросила? — Не поняла я.
— Чего нам не хватает в связи с тобой.
— Не думаю, что Эйнжел скучает по тем вещам, которых не хватает ребятам, но если я ошибаюсь, то прошу, говорите.
— Тот факт, что ты спросила об этом только у мужчин, попахивает сексизмом. — Заявила Эйнжел. — Но я не горю желанием драться на смерть на кулаках или на каком-нибудь оружии. Я буду драться, если придется, и тебе известно, что я тренируюсь, потому что мы все это делаем, но мне это не доставляет такого удовольствия, как всем вам. Для меня это просто не интересно.
— Ты — социальный работник и психолог. На такой работе обычно не орудуют кулаками. — Сказала я.
— Ты бы удивилась, если бы знала, как обстоят дела, но это и вполовину не так опасно, как на твоей работе.
— Значит, у тебя нет того, по чему ты скучаешь?
— Я скучаю по Нью-Йорку, несмотря на дикие цены на жилье и зарплаты. Сперва мне категорически не нравилось, что пришлось отказаться от старой жизни, но мне правда нравится работать с Микой и Коалицией. Думаю, мы гораздо больше помогаем людям по всей стране, чем я могла
