Книга Рай с привкусом тлена - Светлана Бернадская

— На своей собственной, командор, — позволяю себе немного честности.

— И какая же твоя выгода? Тебе-то что с этих кораблей?

— Хочу выменять на них свою жизнь. Эстелла полна решимости расквитаться со мной и с моим другом за старые обиды, потому и попросила тебя придержать хлопок. А у меня на остаток жизни немного другие планы.

— Если я отдам вашему сенатору хлопок, Эстелла расстроится, — притворно вздыхает Одноглазый, и я понимаю, что уже на полпути к победе.

— Я привык расстраивать Эстеллу.

— А мне вот жаль. Очаровательная женщина. Страстная.

— Попробуй попасть к ней в рабство. А через полгодика обсудим ее очарование и страстность еще раз.

— Меня не покидают сомнения, что ты пытаешься обвести меня вокруг пальца, — притворно вздыхает Одноглазый. — Но я перед тобой в некотором долгу, лейтенант. Считай, что это моя попытка его искупить. Забирай хлопок. Правда, другие судна стали легче на самую малость. И, боюсь, этого уже не изменить.

— Сочтем это приемлемой компенсацией за возвращение кораблей.

Синий глаз пирата смотрит на меня выжидающе. Я молчу, собираясь с мыслями. Он же читает меня по лицу.

— Полагаю, это не все? — теперь Одноглазый недобро хмурится.

— Не все, — с трудом удерживаюсь, чтобы не выдать волнение.

— И что же твоему сенатору еще понадобилось?

— Не ему, а мне.

— Тебе? — удивляется он. — Тебе мало того, что ты привел в мою тихую гавань целый флот Кастаделлы, а я не снес тебе за это голову?

— Не обессудь, — виновато развожу руками. — На войне все средства хороши.

— Ну, валяй, удиви меня снова. Что тебе нужно?

— Оружие. Аркебузы. И рабы, обученные с ними обращаться. Чем строптивее, тем лучше.

Пират недоуменно вскидывает здоровую бровь.

— Раб решил сделаться рабовладельцем?

Я молчу, давая понять, что обсуждать свои планы с ним не намерен.

— Строптивые рабы, оружие… — тише и уже без улыбки повторяет пиратский командор. — Что ты задумал, лейтенант?

Я молчу, не сводя с него взгляда. К Одноглазому я испытываю немалую долю уважения и даже необъяснимой симпатии, несмотря на количество неприятностей, которое мы успели доставить друг другу. Я уверен, что наша сделка, состоится она или нет, останется между нами двумя. Но это определенно не тот человек, который поддержит мой дерзкий замысел. Пиратам выгодно сохранить рабство в Саллиде — иначе куда они будут сбывать захваченных и не выкупленных родственниками пленников?

Одноглазый, меж тем, расценивает мое молчание по-своему и произносит то, чего я никак не ожидал от него услышать:

— Послушай, дружище. Что бы ты ни задумал, дело это гиблое. Я понимаю твое желание вырваться на свободу… поэтому готов забыть прошлое и помочь тебе. С Эстеллой такое было невозможно, но сейчас я могу выкупить тебя у новых хозяев. И даже не стану принуждать тебя отрабатывать выкуп у меня на службе. Мои грехи велики, их не отмолить и не загладить ничем, но хотя бы свою вину перед тобой я могу искупить. Поедешь домой, восстановишься на службе у короля, забудешь Саллиду как страшный сон… быть может, когда мы встретимся еще раз, ты уговоришь палача подпилить веревку, на которой меня захотят повесить, — криво усмехается он.

Не сразу отдаю себе отчет в том, что качаю головой в ответ на столь щедрое предложение.

— Я бы многое отдал, чтобы услышать эти слова хотя бы полгода назад… Но теперь все изменилось. Мне не нужна свобода. Только рабы и оружие.

— И чем ты собираешься за них платить? Своими цепями? — хмыкает Одноглазый.

— Я найду способ. Запомни имена: Вельдана Адальяро и Гидо Зальяно. Через них ты можешь передать послание для меня. Только будь осторожен.

— Это ты будь осторожен. Жажда мести еще никого не доводила до добра, поверь моему опыту.

— Постараюсь запомнить. А в ответ тоже кое-что посоветую. Когда мы уйдем, укрепи берега как следует. Или подыщи себе другое место для пиратского рая — когда флот Кастаделлы соберется с силами, вас не оставят в покое.

Расстаемся мы в молчаливом напряжении, не пожимая друг другу рук. Командор пиратской флотилии отдает короткие распоряжения своим приспешникам, и вскоре я вывожу из лагуны караван потерянных судов вместе с ошалевшими от неожиданного счастья остатками корабельных команд.

Боевые галеры встречают нас на прежнем месте. С затаенной тоской смотрю на солнце, что уже закатывается за вершины островной горной гряды. Мой дерзкий план удался, но короткая иллюзия свободы неумолимо подходит к концу.

====== Глава 38. Соблазны ======

Беспрестанная качка дико раздражает. Как и цепь, на которую я снова посажен. За стенами грузовой каюты кипит работа: бегают матросы, кричит боцман, слышатся отрывистые команды капитана, а я снова не нужен, выброшен из жизни, заперт в удушающей полутьме и неизвестности.

Сапоги, подаренные капитаном другой галеры, с меня сняли перед тем, как застегнуть на щиколотке железный хомут. Но не отобрали: как и звенья цепи, они катаются по настилу туда-сюда в такт крену бортов. Не отобрали и теплый жилет, который я аккуратно постелил поверх жесткого соломенного тюфяка.

Что происходило снаружи в первые сутки после моего возвращения, я решительно не понимал. Галера какое-то время двигалась, затем всю ночь стояла на рейде, опасно открытая всем ветрам и волнению. Судя по голодному урчанию желудка, который получил свою порцию кормежки еще утром, теперь уже середина дня, и галера наконец-то вновь набирает ход.

Дверь открывается, и я вскидываю голову, пытаясь разглядеть вошедшего.

Это не Ким. Меня почтил присутствием сам сенатор Диего Адальяро.

Смотрю на него безучастно. Я только-только нашел относительно устойчивое положение: сидя с согнутыми коленями, упираясь ногами в настил, а ноющей спиной — в переборку каюты. Вставать и бухаться на колени, сгибаясь в три погибели, совсем неохота. Понимаю, что сейчас схлопочу по плечам хлыстом, а может быть, и не единожды, но не могу преодолеть странного оцепенения.

Однако господин не спешит хвататься за хлыст. Некоторое время стоит, привыкая к полумраку, а затем неторопливо зажигает прикрепленную к переборке масляную лампу. Брезгливо покосившись на источающую отнюдь не благовоние отхожую жестянку, садится на крышку массивного сундука, намертво закрепленного на досках настила, и лениво вытягивает ноги прямо передо мной. Хочет, чтобы я полюбовался на его безупречно сидящие бриджи и дорогие кожаные сапоги?

Благородный дон смотрит внимательно, изучающе. Статный, породистый красавец — такой и впрямь как нельзя лучше подходит в мужья миловидной, воспитанной девушке из знатной семьи…

При мысли о Вель нечто тяжелое и безжалостное стискивает грудь. Хочется разорвать себе душу и вытрясти из нее образ, плотно засевший внутри. Обвиняющий взгляд, дрожащие губы