несносная девчонка… Минуту он непонимающе смотрел на нее. Потом усмешка перерезала его лицо. Он пожал плечами.
— Не знаю. Количество врагов, как правило, соответствует количеству друзей.
— Почему?
— Потому что это вообще-то одно и тоже! — хмыкнул Фома.
— Вы опять начинаете! — обиженно надула губы Мэя. — Я маленькая девочка, да? Над которой можно безнаказанно издеваться…
— Да нет, Мэя, милая, я не издеваюсь. Друзья, враги — в сущности, это одно и тоже, потому что нет ни тех, ни других.
— Ну вот!.. Я так и знала, что что-нибудь такое вы скажете!
— Правда. Ни друзей, ни врагов нет, есть обстоятельства. А ты один, всегда один на один с обстоятельствами.
— А дружба?
— Дружба — дружбой, а обстоятельства… еще дружнее!.. врозь.
— Вы можете говорить серьезно? Нельзя же так!..
Мэя сосредоточилась, то есть было видно, как она старается.
— Дружба есть! — твердо сказала она.
— Да, дружба есть, — согласился Фома. — Но мы их выбираем, наших друзей, правильно?.. Правильно… А что такое выбор, как не перебор предлагаемых обстоятельств?.. И потом, что такое измена, предательство, как не тот же выбор?.. Если существует дружба, то почему существует предательство? Ведь считается, что измена исключает дружбу! А может, взглянуть с другой стороны?.. Что — их двое, а это опять выбор. И ты выбираешь либо то, либо это. Если их двое, значит дружба включает в себя измену и наоборот. Получается, нет чистой дружбы, как, впрочем, к радости нашей, нет и чистой измены. Что ты предпочитаешь знать и иметь: дружбу и измену, как спутницу, или ни того, ни другого, зато в чистом виде?.. Отсутствие, что может быть чище? Самая чистая вера — вера в отсутствие чего-либо!
Фома продолжал, несмотря на возрастающее недоумение Мэи.
— И ее адепты ходят бледные, холодные, глаза горят… Ничего мирского не признают, напрочь… Обстоятельства, кстати, тоже. Но про дружбу даже не ведают в своем вегетарианстве. В самых страшных снах ее не видят…
Мэя долго молчала и Фома едва не уснул.
— Ну, хорошо, — сказала она вдруг (А что — хорошо?). — А любовь?
— Любовь? — испугался Фома. — Про любовь не знаю, Бог миловал!
Упаси меня Создатель рассуждать с женщиной о любви, для нее уже это утверждение ее существования. Отрицать любовь при женщине, все равно, что плевать против ветра, как бы банально это не звучало, а признавать это, значит готовить себе западню. Ты трус, Фома!..
Он широко улыбнулся.
— Мэя!.. О любви не говорят! Потому, что о ней говорят всегда, но только не тогда, когда говорят о ней.
Мэя совсем запуталась. Она морщила лоб в поисках хоть чего-то определенного.
— Но она есть? — с надеждой спросила она.
— Конечно, Мэечка, она есть, коль скоро она нужна, но вот когда она не нужна, она куда-то…
Фома едва увернулся от подушки.
— Что же это такое! — кричала Мэя. — У вас все вроде бы есть, а как спросишь, так и нет ничего! Ни любви, ни дружбы! Вы что специально? А что тогда есть? Только не так, как у вас: и есть, и одновременно нет, — а так чтобы точно! Есть что-нибудь?
— Одиночество, — сказал Фома, вспоминая Доктора.
— Ну вот!.. — Мэя потухла, как свеча.
— Но это не для меня, Мэя, это для меланхоликов бесполых! — рассмеялся он, видя ее огорчение. — А у таких полых, как я и ты, одиночества не может быть, может быть двуночество, триночество, тысяча и одна ночество!.. Вот в это я верю и это есть!
Теперь, когда он узнал от Сати о замке в зоне турбулентности, о том, что это работа Доктора, Фома все время возвращался к истории с дырой. Что же произошло тогда? Почему у него не получилась нейтрализация, хотя ничего сложного в этой дыре не было, он уже делал это и не раз…
Он мысленно прокручивал каждый свой шаг: все шло обычно, даже рутинно, если можно так сказать об этом рискованном деле. Но он привык к риску, он им жил. И тогда он почти дошел до конца, но вдруг что-то случилось. И это не было связано с попыткой одновременного перехода Последней Черты!
После прокрутки в памяти своего «прохождения» несколько раз, он понял, что вводило его в заблуждение и заставляло связывать выход дыры из-под контроля с переходом за Черту. Это произошло одновременно с началом перехода, но самого перехода еще не было! Что-то ему помешало как раз в это самое время!..
Он возвращался снова и снова к этому моменту и вдруг совершенно ясно и отчетливо увидел чей-то след, поперек своего! Раньше он принимал его за ответвление гребня — на той скорости, с какой надо проходить замок, это вполне естественно. Ему и в голову не могло прийти, что кто-то может оказаться над его замком в момент перехода. Кто-то, по недомыслию ли или по злому умыслу, подрезал ему гребень, за мгновение перед тем, как он очутился там сам. Кто?..
А в следующее мгновение он уже кувыркался в разрядах разбуженной раньше времени дыры, ничего не понимая и пытаясь только выправить переход. Последнее, что он видел это свое тело на краю оплавленного кратера дыры — края, который все время расширялся, жарко облизывая его амуницию. Рядом был Доктор, который он пытался отстегнуть пакет с «антивзрывом», чтобы хоть как-то задержать расширение кратера. Похоже, Доктору это удалось, потому что жизни им оставалось несколько мгновений, а нашли их через несколько часов.
Доктор?.. Опять?.. Ну да, он же сам говорил, что был поблизости! Почему?..
Только ли задание Ассоциации? Возможно, конечно, что он перешел дорогу невзначай, патрулируя зону, но все равно это грубая ошибка для сайтера такого уровня, как он! Час от часу не легче! Но ему-то зачем? Чем я ему мешаю? И если так, он мог уже давно отдать меня на растерзание Томбру — вместо
