Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174
Танни скрестил загубленные – а еще недавно, казалось, такие новые – сапоги друг на друге, медленно ушел спиной обратно в гамак и смежил веки, сквозь которые розовато просвечивало солнце.
Старые руки
Пришел он предзакатной порой. Над болотистой речушкой клубилась мошкара, желтеющие листья бросали на тропинку пятнистые тени; ветви под легким ветерком колыхались низко, так что приходилось под них подныривать.
Домишко казался еще приземистей, чем он помнил. Маленький, но неизъяснимо красивый – настолько, что слезы наворачивались на глаза. Дверь протяжно заскрипела, почему-то напугав чуть ли не как тогда, в Осрунге. В доме никого не было. Только старый, пропахший дымом полумрак. Вон его топчан, отодвинутый к стенке из-за тесноты, а туда, где он стоял, падают из окошка полосы бледного света: день идет на убыль.
Никого. Во рту пересохло. А что, если собрались и ушли, навсегда? Или вдруг, пока его не было, нагрянули лихие люди, промышляющие разбоем дезертиры…
Тут слух уловил в отдалении тихое тюканье топора: «туп, туп». Бек выскользнул обратно под вечереющее небо; заспешил мимо курятника, пялящихся коз и пяти пеньков, сплошь в выщербинах и зазубринах от длительных упражнений с ножами и топором, которые ему, если разобраться, особо не пригодились. Одно дело шпынять пенек, на это ума не надо, а совсем другое – живого человека. Это Бек теперь знал досконально.
Мать стояла возле старого пенька, опираясь на топор, и устало распрямляла спину, а Фестен собирал расколотые чурбачки и скидывал в кучу. Бек смотрел, как волосы матери колышутся на ветерке, а ее маленький помощник возится с дровами.
– Ма, – сипло вырвалось у него.
Она обернулась и замерла.
– Ты вернулся.
– Вернулся.
Он пошел к ней, а она воткнула колун в пенек и двинулась ему навстречу. Хотя ростом мать намного меньше его, одной рукой она прижала его голову к плечу, а другой обняла, крепко, не вдохнуть.
– Мой сын, – шепнула она.
Он отстранился и, сглатывая слезы, посмотрел под ноги. Увидел свой – вернее, материн – плащ. Какой он стал грязный, окровавленный, изорванный.
– Прости. Я, похоже, сгубил твой плащ.
– Да перестань. – Она коснулась его лица. – Кусок материи.
– И в самом деле.
Он присел и взъерошил волосы Фестену.
– Ну как ты тут?
Голос предательски дрогнул.
– Хорошо! – Мальчуган деловито сшиб с макушки руку Бека. – А имя ты принес?
– Принес, – ответил Бек после паузы.
– А какое?
Бек покачал головой.
– Да какая разница. Как Венден?
– Все так же, – ответила мать. – Тебя же не было всего несколько дней.
И вправду. А ощущение такое, будто прошли годы.
– Мне кажется, я ушел очень давно.
– Как все было?
– Можем мы… об этом не разговаривать?
– Твой отец только об этом и говорил.
Он снизу вверх посмотрел на нее.
– Если я что-то и уяснил, так это то, что я – не мой отец.
– Хорошо. Вот это хорошо. – Мать нежно потрепала его по щеке; глаза у нее влажно поблескивали. – Как я рада, что ты здесь. Просто слов нет. Есть хочешь?
Он встал, с усилием распрямляя ноги; тыльной стороной ладони отер непрошенные слезинки. Только сейчас до него дошло, что он не ел с самого ухода с Героев. То есть со вчерашнего утра.
– Да можно.
– Пойду огонь зажгу!
И Фестен деловито затопал к дому.
– Ты заходишь или нет? – спросила мать.
Бек глянул в сторону долины.
– Пожалуй, побуду еще минутку. Полешко-другое расколю.
– Ну смотри.
– А, и еще.
Бек снял с пояса отцовский меч, подержал-подержал и отдал матери.
– Можешь это убрать?
– Куда?
– Хоть куда, лишь бы с глаз подальше.
Она приняла меч, и ощущение у Бека было такое, будто он освободился от ненужной ноши, которую, по счастью, больше не придется на себе таскать.
– Похоже, войны иногда приносят и что-то хорошее, – заметила мать.
– А по мне, так единственно хорошее – это приходить с них домой.
Он нагнулся, поставил на пенек полено, поплевал на ладони и поднял колун. Рукоять удобно легла в руки. Знакомо. И уж куда как сподручей, чем рукоять меча, тут и говорить нечего. Бек махнул топором, и полено разлетелось на аккуратные половинки. Нет, он не герой, и никогда им не станет. Он создан колоть дрова, а не воевать.
Какой он все же удачливый. Куда удачливей Рефта со Стоддером или Брейта. Удачливей Дрофда или Жужела из Блая. Удачливей даже, чем Черный Доу. Бек выдернул колун из пенька и выпрямился. Быть может, о дровосеках не слагают песен, но вон на невидимых отсюда холмах блеют овечки, и этот звук милее всех строф о героях, вместе взятых.
Он закрыл глаза и вдохнул запах трав с горьковатой примесью дыма. А потом открыл и оглядел долину. По коже побежали мурашки от щемящей умиротворенности. И как он мог ненавидеть это место, эти окрестности?
Чем же они плохи? Да они лучше всех!
Все служат
– Ну так ты стоишь со мной? – спросил Кальдер голосом, беззаботным, как весеннее утро.
– Если еще есть место.
– Преданно, как Рудда Тридуба?
Железноголовый пожал плечами.
– Я не буду держать тебя за дурака и говорить «да». Но я знаю, где лежат мои интересы, а место это – возле твоих каблуков. Я скажу, что верность – опасная почва. Имеет свойство в бурю вымываться из-под ног. А своекорыстие удерживается в любую погоду.
Кальдеру пришлось кивнуть.
– Здравый принцип.
Он взглянул на Фосса Глубокого, недавно вернувшегося на службу. Вот нагляднейший пример своекорыстия во плоти. Несмотря на неприязнь, по крайней мере, на словах, ко всякого рода битвам, у него из-под замызганного плаща поблескивал отменный нагрудник Союза с выгравированным золотистым солнышком.
– А ведь их и в самом деле не мешает иметь. А, Глубокий?
– Чего?
– Принципы.
– О, я их большой-пребольшой приверженец. И брат мой тоже.
Мелкий оторвался от яростной чистки ногтей кончиком ножа.
– Мне они нравятся с молоком.
Неловкая тишина. Кальдер повернулся к Железноголовому.
– Когда мы с тобой последний раз беседовали, ты держался за Доу. Потом ты обоссал мне сапоги. – Он поднял один, за истекшие дни еще более побитый, обшарпанный и заляпанный, чем сам Кальдер. – Неделю назад еще лучшие, черт их дери, на всем Севере. Стирийская кожа. Полюбуйся вот.
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 174
