Впереди на них уже надвигался форкрул ассейл – наклонившись вперед и переставляя негнущиеся ноги с безумной скоростью. Глаза его хищно сверкали, и взгляд свой он вперил в адъюнкта.
Когда он взревел, звук отшвырнул их назад, словно удар молота.
Воздух заполнился кровавыми брызгами, ничего не видящая за ними Лостара едва удержалась на ногах. Чья это кровь? И что… Тут она почувствовала, что у нее течет по щекам, увидела, как грузно валится наземь Хенар, обратив к ней окровавленное лицо. Боги, это моя кровь – мы все…
Адъюнкт, непостижимым образом устоявшая против сокрушительного напора бессловесного звука, выпрямилась, обнажила меч и продолжила сближение.
До форкрул ассейла все еще оставалось шагов сорок.
Мы не справимся. Даже Тавор – мы не…
Адъюнкта догнал Рутан Гудд в ледяной броне – но и она была покрыта трещинами, осыпалась с него ливнем осколков. Казалось, он пытается до нее дотянуться, чтобы увести прочь отсюда, – только против подобного никакое отступление не спасет.
Ассейл взревел снова.
Лостара Йил не смогла расслышать даже своего собственного крика. Она чувствовала, как ее тело волочит по растрескавшейся, искалеченной земле.
Против этого – нам конец. Даже адъюнкту. Даже Рутану Гудду. Он нас просто убивает. Котильон…
Но даже богу было сейчас не расслышать ее мольбы.
В пятидесяти шагах за ними Банашар, которого мощь Акраст Корвалейна бросила на колени, отер кровь с глаз. Он пытался приблизиться, пытался догнать адъюнкта и тех, кто с ней, – но не сумел.
Поражение. Мне это слово знакомо, я с ним за одним столом столько ночей провел…
Кто-то ступил мимо него.
Бадаль негромко напевала себе под нос, и тихий этот звук отбрасывал прочь все, что швырял в нее Визитер. Она видела впереди, как Маме больно от его мощи – не помогали ни неподвластная магии кровь, ни ее исключительная воля, Маму буквально раздирало на части.
Тогда она дала своей бессловесной песенке слова. Совсем простые, три – чтобы отыскать четвертое, а значение имело лишь оно.
– Опалы самоцветы алмазы осколки. Опалы самоцветы алмазы осколки. – Ты столько всего забыл. Остались лишь боль и голод. Мне известно и то, и другое. Очень хорошо известно. И это нас с тобой объединяет.
– Опалы самоцветы алмазы осколки. Опалы самоцветы алмазы осколки.
Однажды я тебя прогнала. Велела забрать свою боль, свой голод и нас не трогать. Мы ни того, ни другого не заслужили.
Давным-давно кто-то причинил тебе боль. Давным-давно кто-то причинил боль Рутту. Сэддику, Ноше и остальным. И мне тоже.
– Опалы самоцветы алмазы осколки. Опалы самоцветы алмазы осколки.
Я прогнала тебя. Теперь я тебя призываю. Вот он, причиняющий боль. Вот он, приносящий голод. Визитер. Я знаю его. Я его помню. Он явился к моему народу. Он приказал им умереть. Чтобы расплатиться за древние преступления.
Возможно, он был прав.
Но это не означает, что он имел право.
– Опалы самоцветы алмазы осколки. Опалы самоцветы алмазы осколки.
Тебе знакомы такие, как он? Думаю, да. Ты вспомнил про древнюю боль? Думаю, да. Я призываю тебя. Они обожают свое правосудие. Сверши же его, друг мой.
– Опалы самоцветы алмазы осколки. Опалы самоцветы алмазы осколки.
Небо над форкрул ассейлом потемнело.
Банашар уставился на нисходящий рой саранчи – откуда тот взялся, кто его призвал, он не знал. Звук, клокочущий шепот, сменился какофонией бурлящего воя. Форкрул ассейл прекратил атаковать, поднял взгляд к небесам.
Рой обрушился на него, окутал плотным облаком, вихрем шелестящих крыльев – который вдруг окрасился багряным.
Брат Небесный закричал, а саранча заползала ему в разинутый рот, набивалась все плотней, работая челюстями. Существа покрылись слоем крови – тем легче им стало проскальзывать в глотку. Задыхаясь, ослепнув и оглохнув, он пал на колени. Они грызли его изнутри – трахею, а потом и желудок. Забили ему ноздри, пытались протиснуться в уши. Они прокусили ему веки, глаза лопнули. Насекомые уже кишели в глазницах.
Бог форкрул ассейлов вернулся домой.
Саранча образовала бурлящий столб. Когда тело внутри него рухнуло набок, упал и он сам. Мелькнули алые хрящи, розовые кости, потом насекомые снова взмыли в воздух и обрушились на колансийскую пехоту – но солдаты в тяжелой броне, спрятав лица за щитами, пробились сквозь рой. Саранча завертелась на месте, жужжание крыльев сделалось пронзительней, словно рой давал выход своему разочарованию.
Потом он резко взмыл вверх, закружился над головами.
Бадаль чувствовала жажду роя – ненасытимую жажду – и понимала, что, останься рой здесь, она утратит над ним контроль и он пожрет всех вокруг.
Уходи. Здесь нельзя оставаться.
Рев достиг такой высоты, что самый воздух содрогнулся от этого вопля бессилия – и вихрящееся облако отлетело прочь.
Наступающая колансийская пехота уже почти достигла костей форкрул ассейла, а против них стояли лишь четыре покрытые кровью фигурки.
Мама, когда все кончится – когда погибнешь и ты сама, и все твои дети, – я снова призову их вместе со своим последним вздохом. Чтобы свершить отмщение.
Военный вождь Голл, верхом на коне, смотрел, как тяжелая пехота наступает совсем рядом со связанной боем форкрул ассейлом. Ряды пришли в беспорядок – мешали как резкий уклон холма по правую руку, так и то, что солдаты пытались держаться подальше от пригорка, где их командир сражается с т’лан имассами. Валуны, скатившиеся в незапамятные времена с вершины холма, тоже не способствовали продвижению.
Он увидел, как малазанский фланг разворачивается, готовый отразить атаку, – но также видел и то, что атакующие намерены пробиться защитникам за спину.
Шелемаса рядом с ним произнесла:
– Командир, южный фланг…
– Мы должны выбрать что-то одно, – оборвал ее Голл. – Видишь тех, что перед нами? Они смяли строй, но, оказавшись позади малазанцев, смогут разойтись по сравнительно ровной поверхности. Тогда они построятся вновь.
– Вождь, но адъюнкт…
– Мы не сможем ей помочь, – ответил он. – Будь нас три тысячи, тогда да, мы могли бы ударить на том фланге. Но сейчас перед нами вот эти, что вот-вот выйдут на ровную почву. Там мы их и встретим.
Он обнажил тальвар, выехал перед своей до боли маленькой армией и развернул коня.
– Во имя Колтейна и Погибели!
Других слов не понадобилось. Засверкало оружие, лошади вскинули головы, почувствовав охватившее всадников возбуждение.
