Шипение, потом дым. Клякса почернела и обуглилась с негромким присвистом.
– Ага! Могло быть хуже? Вот ты мне сам и скажи, Старый Дед Эрбат. Могло быть хуже? Нет, говорит вам Старый Дед Эрбат, не думаю. Ах, ты не думаешь? Скажи еще, что ты не уверен. Старый Дед Эрбат говорит, надо подумать – только что тут думать? Ты прав, вот что, хуже быть не могло. Золото. Золото и пиво. Чтоб его подрали, это золото, чтоб его подрали, это пиво, чтоб его подрали, вот это вот все. – От ругательств ему слегка полегчало. – Ну и ладно. – Он снова зашагал к тележке. – Посмотрим, может, они будут довольны, когда я вывалю всю телегу. А еще, Старый Дед Эрбат, у тебя полный пузырь. Ты, как всегда, подгадал. Возлияние! За дело, Старый Дед Эрбат, за дело.
– А если и это не поможет, что тогда, Старый Дед Эрбат? Что тогда?
– Тогда я всем расскажу, вот что – если только меня станут слушать.
– И что же тогда?
– А то, что нам придется отсюда бежать.
– А если они не станут слушать?
– Тогда я один убегу, вот что.
Он зачерпнул еще лопату.
– Золото. Золото и пиво…
– Сандалат Друкорлат. Так меня зовут. И я – не тень. Больше не тень. Ты мог бы уделить мне хоть немного внимания. У нахтов и то манеры получше твоих. Если ты и дальше будешь только сидеть и молиться, я тебя ударю.
Она приставала с самого утра. Он просил ее уйти – тщетно. Он уже и забыл, как сильно может раздражать невозможность побыть в одиночестве. Незваная, нежеланная гостья, постоянно напоминающая о его слабостях. Сейчас еще и стукнет.
Вифал вздохнул и наконец открыл глаза. Впервые за день. Даже в полумраке жилища свет больно резанул по зрачкам. Она стояла прямо перед ним – силуэт, но силуэт безусловно женский. Для бога, постоянно закутанного в покрывала, Увечный на удивление спокойно относился к наготе своих избранников.
Избранников. И где это, ради Худа, он ее нашел? Не тень. Больше – не тень. Ее собственные слова. Получается, раньше она была тенью. Что ж, похоже на него. Никого живого он найти не смог. Даже для миссии милосердия. Разве для человека, измученного одиночеством, найдется лучший товарищ, чем тот, кто умер невесть как давно? Услышь же меня. Я с ума схожу!
Она занесла руку для удара. Он отшатнулся.
– Хорошо, ладно! Сандалат как тебя там. Приятно познакомиться…
– Сандалат Друкорлат. Я – тисте анди…
– Тоже очень приятно. На случай, если ты не заметила – я поглощен молитвой…
– Ты поглощен молитвой уже вторые сутки подряд! Думаю, что вторые сутки. Во всяком случае, нахты за это время ложились спать. Один раз.
– Правда? Подумать только.
– А ты кто такой?
– Я? Оружейник. Мекрос. Единственный выживший, когда мой город был уничтожен…
– Как тебя зовут!
– Вифал. Вовсе незачем так орать. Здесь никто не орет. Порой слышны какие-то крики, но не мои. Во всяком случае, до сих пор…
– Закрой рот. У меня есть вопросы, и ты мне на них ответишь.
Не слишком молодая, понял он, когда глаза привыкли к свету. Впрочем, он и сам не слишком молод. А жаль: молодым легче подружиться между собой. Им нечего терять.
– Откуда такая властность, Сандалат?
– Неужели я тебя обидела? Тогда тысяча извинений. Где ты взял одежду?
– У бога, где же еще?
– У какого бога?
– Который в палатке. В глубине острова. Заблудиться невозможно. Я даже удивлен – ты сказала про двое суток? Чем ты все это время занималась? От берега всего-то…
– Закрой рот. – Она запустила руки в волосы.
Лучше бы оставалась силуэтом, подумал Вифал.
– Я думал, ты ищешь ответов. Вот и спросила бы у…
– Я понятия не имела, что он бог. Слышала от него только кашель и смех. Надеюсь, что это был смех…
– Не переживай, именно смех. Он болен.
– В каком смысле?
– На голову.
– Итак, сумасшедший кашляющий бог и лысый мускулистый жрец. И еще трое нахтов. И все, на острове больше никого нет?
– Есть крылатые ящерицы, ящерицы, живущие в земле, ящерицы, живущие в камнях. В кузнице есть ящерицы-крысы…
– А где ты берешь пищу?
Он скосил глаза на маленький столик.
– Ее посылает бог.
– Вот как. А что же он еще посылает?
Тебя вот послал.
– Думается, все, что ему взбредет в голову.
– И твою одежду?
– Да.
– Мне тоже нужна одежда.
– Да.
– Что значит «да»? Раздобудь мне одежду!
– Я его попрошу.
– Думаешь, мне приятно стоять вот так, нагишом, перед незнакомым человеком? Нахты, и те таращатся.
– Я не таращился.
– Неужели?
– Во всяком случае, не нарочно. Я только что заметил, что ты разговариваешь со мной на летерийском торговом наречии. Как и я с тобой.
– Ты просто на редкость наблюдателен.
– Наверное, потому, что много тренировался. – Он встал. – Похоже, ты не дашь мне продолжить молитву. Во всяком случае, пока не получишь одежду. Так что пойдем, поговорим с богом.
– Сам иди и говори. Я не пойду. Просто принеси мне одежду, Вифал.
Он посмотрел ей в глаза.
– Ну хоть тогда-то ты… расслабишься?
Она ударила его ладонью сбоку по голове. Просто застала меня врасплох, подумал Вифал, выползая из обломков стены, которую пробил телом. Он поднялся и застыл, покачиваясь, а мир вокруг него бешено вращался. Разъяренная женщина, которая тоже вышла наружу и, похоже, примеривалась ударить еще. Накренившееся море. Трое нахтов на лужайке неподалеку, покатывающиеся от беззвучного хохота.
Он заковылял к морю. Сзади спросили:
– Куда направился?
– К богу.
– Тебе в другую сторону.
Он развернулся.
– Она меня учить будет, что на этом острове где! Ей нужна одежда. Да пусть мою забирает!
Он принялся стаскивать рубаху через голову.
В следующий момент он лежал на спине, глядя сквозь выбеленную ткань на слепящее солнце…
…которое вдруг погасло. Она продолжала говорить:
– …полежи еще, не вставай. Удар получился слишком сильный, но я не нарочно. Боюсь, у тебя трещина в черепе.
Да ладно, он у меня тверже наковальни. Все в порядке. Смотри, вот я встаю… а, не больно-то и хотелось. На солнышке даже лучше. От рубахи пахнет. Морем. Песком, когда отлив, а в лужах гниет дохлая живность. Как во Внутренней Гавани. Никак не добьюсь от пацанов, чтобы они перестали там купаться. Повторяю им раз за разом… черт, да они ведь мертвы. Все мертвы – пацаны, подмастерья…
