Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 186
Так или иначе, в момент состоявшегося разговора я воспринял сказанное Ельциным серьезно.
– У меня нет президентских амбиций, и вообще считаю, что не смог бы по-настоящему работать во главе правительства, если бы нацелился на президентскую гонку, – таков был мой ответ. – Цель моей нынешней деятельности, – добавил я, – во многом не согласуется с интересами глав регионов, а успех в определенном плане зависит от давления на целый ряд руководителей субъектов Федерации. Я не думаю, что все они одобрительно относятся к идеям укрепления центральной власти, жесткого контроля за использованием трансфертов из федерального бюджета, к требованию отмены всех местных постановлений и решений, противоречащих Конституции Российской Федерации и ее законам, усилению борьбы с антиобщественными явлениями, особенно в экономике. А в случае прицела на участие в президентских выборах необходимо было бы мое «соглашательство» или хотя бы отказ от жесткости в постановке острых вопросов. Я на это пойти не могу, поскольку это не соответствует задачам правительства.
Тогда Ельцин разговор прервал. Позже он возвратился к нему, но совершенно в другом ключе…
Пожалуй, то была первая «ловушка» на моем пути как руководителя кабинета. Я ее обошел, не только отказавшись играть не по своим правилам, но заявив во всеуслышание, что уйду в отставку, если снимут Маслюкова или Кулика.
Не знаю, стало ли это основной причиной того, что ни Маслюкова, ни Кулика не тронули вплоть до моего собственного увольнения в мае 1999 года. Возможно, на первых порах окружение Ельцина не хотело осложнять отношения с левой частью Думы, которая в то время представляла собой большинство. А в последующем кремлевские стратеги пришли к выводу, что моя «инициативная» отставка в связи с увольнением представителей левых сил, которые к тому же хорошо зарекомендовали себя в качестве профессионалов, – не лучший вариант. Такая «смена караула» будет более болезненной и вызовет большее сопротивление в обществе, чем спокойная замена самого председателя правительства, пусть неплохо решившего тактические задачи, но теперь, дескать, уступающего место тому, кто больше подходит для достижения стратегических экономических целей. Так в общем позже публично и разъяснил президент решение, которое он принял в мае 1999 года.
Конечно, мне помогало при обходе первых «ловушек», что не был одиозной фигурой. Не был я связан с какими бы то ни было финансовыми или коммерческими структурами, имел «прозрачные» доходы и исправно платил налоги. Хотя и работал при разных, как говорится, режимах, но сохранял свое лицо. Все это было широко известно.
Тогда выбрали другой «ракурс» атаки. В некоторых СМИ излюбленной темой стала моя «экономическая несостоятельность»: дескать, никогда не занимал никаких хозяйственных должностей.
Во время одной подобной дискуссии по радио мой внук (уже окончивший университет) – тоже Евгений Примаков – не выдержал и, воспользовавшись обращением к слушателям звонить по телефону в студию, выступил в прямом эфире и напомнил, что я закончил аспирантуру экономического факультета МГУ, стал кандидатом, а затем доктором экономических наук, в течение ряда лет руководил Институтом мировой экономики и международных отношений, в деятельности которого одно из главных мест занимало изучение экономического зарубежного опыта с выходом на его практическое применение в народном хозяйстве СССР. Был избран академиком АН СССР по отделению экономики.
Выступил он в мою защиту с «открытым забралом», представившись. Я был очень тронут не только поступком внука, но и тем, что узнал об этом не от него, а из заметки, опубликованной в газете.
Между тем мои оппоненты, которые постепенно «перерастали» в категорию противников, пошли еще дальше. Соглашаясь с тем – невозможно было отрицать очевидную истину, – что правительство стабилизировало политическую ситуацию, которая могла перерасти в «выяснение отношений» на улицах, они начали обвинять и меня, и кабинет в целом в бездействии в области экономики. Авторам таких оценок было невдомек, что если бы мы безучастно относились к параличу экономики, – а именно в таком состоянии она находилась, – более того, не принимали бы решительных и продуманных, взвешенных мер в экономической области, способных одновременно дать результат и в социальной сфере, то наше правительство попросту не смогло бы удержать политическую ситуацию в России.
Мои отношения с «левыми» не переставали занимать умы «семьи» и после того, как было решено пока не трогать тех, кто окрашен в их цвета в правительстве. Ельцину его окружение все время твердило, что коммунисты мною чуть ли не манипулируют и, возможно, я даже не сознаю этого.
Через пару месяцев после моего вступления в должность Ельцин сказал мне:
– Вас обволакивают «левые», которые, находясь в правительстве, выполняют указание ЦК КПРФ.
– Вы меня неплохо знаете, – ответил я. – При всех своих недостатках я никогда не «ложился» ни под Горбачева, ни под вас. Что касается «левых» в правительстве, то они находятся в нем в личном качестве. Нужны примеры? Пожалуйста. Маслюков выступает против импичмента президенту, в то время как КПРФ занимает противоположную позицию. «Левые» в правительстве открыто предлагают незамедлительно ратифицировать в Государственной думе Договор по СНВ-2.
По-видимому, наибольшее впечатление на Бориса Николаевича произвели мои слова: «Позвольте, но Маслюков в моем и Черномырдина присутствии отказался от вашего предложения занять пост руководителя правительства. Если бы Маслюков выполнял, как вы говорите, волю своего ЦК, разве он не согласился бы возглавить кабинет и стать второй фигурой в государственной иерархии?»
– Неужели меня так неправильно информируют? – Президент поднял на меня тяжелые глаза, в которых отсвечивали недоумение и гнев.
Может быть, в свете этого эпизода читатель поймет, почему я не единожды вынужден был повторять: в случае если без моего согласия произойдут «изъятия» из правительства, уйду в отставку. В немалой степени такие повторы были связаны и с постоянно появляющимися в СМИ сообщениями со ссылкой на информированные источники о предстоящих заменах в правительстве.
Но в то время я надеялся, что президент играет самостоятельную роль и может противостоять таким козням.
Меня подозревали (и уж точно очень этого боялись) в «сращивании» с КПРФ, хотя стремления к такому стратегическому союзу не наблюдалось ни с одной стороны. Были контакты с руководителями КПРФ, во время которых происходил обмен мнениями главным образом о социальных и экономических проблемах. Со своей стороны коммунисты никогда не информировали меня – может быть, это и к лучшему, я абсолютно не упрекаю их в этом – о своих акциях, намерениях, планах, перспективах. Когда мною или моими коллегами высказывались пожелания «пропустить» или ускорить прохождение через Думу необходимых нам законопроектов, мы наперед знали: нам пойдут навстречу в том случае, если это не столкнется с узкопартийными интересами. Так было и тогда, когда мы просили отказаться от идеи импичмента президенту, так как затеянная кампания мешала правительству стабилизировать политическую ситуацию, что было крайне важно, ужесточала линию Кремля, что было крайне нежелательно.
Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 186
