Глава 42
Сбросил с тела тогда Одиссей многоумный лохмотья,
С гладким луком в руках и с колчаном, набитым стрелами,
Быстро вскочил на высокий порог, пред ногами на землю
Высыпал острые стрелы…
…В горло нацелясь, стрелой поразил Одиссей Антиноя…
…Целясь, стрелял в одного жениха за другим непрерывно
В зале пространном своем. И они друг на друга валились.
Гомер. Одиссея
Оксфорд, Англия
Мокрые от дождя, дремлющие шпили города приветствовали меня с таким безразличием, словно я никуда не уезжала. Ноябрьский воздух был немного холоднее, чем три недели назад, когда началось мое приключение, и все вокруг выглядели чуть несчастнее, перебегая от здания к зданию под дождем с книгами в обнимку. А в остальном ничего не изменилось. Консьерж едва глянул в мою сторону, когда я остановилась в вестибюле, чтобы забрать свою почту.
– Привет, Фрэнк, – сказала я, извлекая содержимое своей ячейки и удивляясь столь малому количеству писем после столь долгого, как мне казалось, отсутствия. – Есть какие-нибудь новости?
Фрэнк потряс обвисшими щеками с фальшивым сочувствием:
– Вроде не припомню. Разве что сегодня обещали солнце, а не дождь. Но посмотрим. Ох… Чуть не забыл. – Он потянулся к доске объявлений, чтобы снять с нее какой-то листок. – Джеймс Моузлейн звонил вчера вечером. Просил вас срочно перезвонить. Он оставил номер.
Мы оба посмотрели на цифры, нацарапанные простым карандашом.
– Швейцария? – переспросила я, удивленно глядя на код страны.
Фрэнк пожал плечами:
– Он только сказал, что это важно. Вот. – Он протянул мне листок с недовольной гримасой, желая поскорее избавиться от ответственности. – Вы бы лучше позвонили ему прямо сейчас.
Кабинет профессора Ларкина встретил меня не более дружелюбно, чем вестибюль. Ощущение пыльного запустения висело в воздухе, а несчастные гуппи плавали в аквариуме животами вверх. Бросив почту на письменный стол, я первым делом отправилась в ванную комнату и спустила телефонный номер Джеймса в унитаз вместе с дохлыми рыбками. Немного успокоившись, я вернулась обратно, включила все лампы и налила воды в чайник, готовясь провести долгий день в борьбе с отчаянием и попытках вернуть в свою жизнь некую упорядоченность.
Выходные я провела в поисках своих родителей во всех пансионах Корнуолла и наконец обнаружила их в кафе-кондитерской в Фалмуте. Мы вместе поехали вечером обратно в Котсуолдс и всю дорогу говорили о бабушке. После восемнадцати лет упорного молчания родителей словно прорвало, и они обрушили на меня воспоминания, не зная, на чем остановиться. Вместе мы выяснили, что нам известно, и сложили это с тем, что я узнала в Финляндии. В итоге стало ясно, что бабушка была подавлена горем и тяготами жизни, но на деле оказалась куда сильнее и куда разумнее, чем они думали.
Будучи разбита душевно и измучена физически, я с удовольствием спряталась бы на некоторое время в доме родителей, в обновленном мире воспоминаний. Но я не могла вечно прятаться. Мне необходимо было встретиться со студентами, успокоить коллег, и сделать это надо было как можно быстрее.
Когда утренним поездом я ехала в Оксфорд, то отлично знала, что меня ждет, и надеялась сразу же окунуться в привычную рутину. Однако, сидя в вагоне, на своем привычном месте у окна, я вдруг поняла, что все вокруг странным образом изменилось: краски стали темнее, воздух был неподвижным… Даже голоса людей звучали иначе, в другой тональности.
Перед тем как уехать из Финляндии, я несколько раз пыталась дозвониться до Ника по второму из номеров его быстрого набора… Но в ответ услышала, что номер заблокирован. И что бы я ни делала, в ответ всплывало лишь короткое сообщение на арабском. Я не поняла слов, но смысл был очевиден: абонент недоступен.
Я металась по Корнуоллу в поисках родителей и в то же время заглядывала в каждое интернет-кафе, какое только попадалось мне по дороге, надеясь найти номер прямой связи с офисом Фонда Акраб в Дубае. Наконец я нашла его и записала в блокнот, намереваясь позвонить туда из Оксфорда.
