оба разными путями пришли к выводу, что побег Аркадии был подстроен. Так? Ее искали и нашли, но Дириге дал ей уйти. Именно Дириге, наш человек. Почему именно ему поручили поиски? Кто знал, что он наш человек?
— Теперь вы пытаетесь меня убедить, что Аркадию честно хотели вернуть? Быстрей заканчивайте свою мысль, Антор. Я устал и хочу спать.
— Сию минуту, — Антор достал из внутреннего кармана пачку фотоснимков. Это были энцефалограммы. — Вот графики Дириге, снятые по приезде с Калгана.
Дарелл все понял с первого взгляда.
— Он под контролем! — прошептал он, бледнея.
— Вот именно. Он дал Аркадии уйти не потому, что он наш человек, а потому, что он человек Второго Фонда.
— И он позволил ей лететь на Трантор!
Антор пожал плечами.
— Его запрограммировали отпустить Аркадию. Он не должен был ничего менять, он был всего лишь орудием. Поскольку она пошла по пути меньшей вероятности, можно надеяться, что она будет в безопасности… до тех пор, пока Второй Фонд не сочтет возможным или необходимым изменить положение дел.
На телевизоре замигала сигнальная лампочка: передавали экстренный выпуск новостей. Дарелл боковым зрением заметил сигнал и машинально включил телевизор. Аппарат включился на середине предложения, но и без первой половины было понятно, что «Хобер Мэллоу» расстрелян и, после почти полувека мирной жизни, вновь началась война.
На скулах Антора играли желваки.
— Слышали, док, на нас напал Калган, руку которого направляет Второй Фонд. Теперь вы готовы ступить на путь, указанный дочерью, и лететь на Трантор?
— Нет. Я останусь здесь.
— Доктор Дарелл, ваша дочь умнее вас. Я не могу больше вам доверять, — он выразительно посмотрел на Дарелла и молча вышел.
Дарелл сидел у телевизора, снедаемый сомнениями и отчаянием.
А диктор произносил тревожные слова, и на экране сменялись страшные картины первого часа войны между Калганом и Фондом.
17. Воина
Мэр Фонда пригладил остатки волос и удрученно вздохнул:
— Сколько лет потеряно! Сколько шансов упущено! Я никого не обвиняю, доктор Дарелл, но мы заслуживаем поражения.
— Сэр, — ровным голосом сказал Дарелл, — я не вижу причин для столь мрачных настроений.
— Не видите? Ах, доктор Дарелл, а я не вижу причин для иных настроений. Вот, взгляните.
Мэр чуть ли не силой подвел Дарелла к прозрачному овоиду, который удерживало на весу силовое поле. Мэр коснулся овоида рукой, и внутри него появилось трехмерное изображение двойной спирали Галактики.
— Желтым, — сказал мэр, — обозначена территория, контролируемая Фондом. Красным — территория Калгана.
Дарелл увидел красный мячик, зажатый в желтом кулаке. Мячик был великоват: желтые пальцы не могли сомкнуться. Обращенная к центру Галактики сторона оставалась открытой.
— Галактография, — сказал мэр, — наш первый враг. Адмиралы не скрывают, что наше положение крайне невыгодно. Смотрите. Силы противника сконцентрированы. Он может контратаковать в любом направлении без особых усилий. Наши силы рассредоточены. Среднее расстояние между населенными планетами в Фонде в три раза больше, чем на территории Калгана. Чтобы попасть из Сантэнни в Локрис, нам нужно преодолеть расстояние в две с половиной тысячи парсеков, а калганскому флоту — только восемьсот.
— Я понимаю это, сэр, — сказал Дарелл.
— И вы не понимаете, что это равносильно поражению?
— Исход войны определяется не только расстояниями. Калган не победит нас. Это абсолютно невозможно.
— Что дает вам основания утверждать это?
— Мое собственное истолкование Плана Селдона.
Мэр поморщился и пожал плечами.
— Вы тоже рассчитываете на помощь мифического Второго Фонда?
— Нет. На помощь неизбежности, а также решительности и настойчивости.
Дарелл говорил бодрые слова, а сам мучился вопросом: что, если Антор прав? Что, если Калган служит орудием этим колдунам? Что, если их задача — уничтожить Фонд? Это неразумно. И все же, что если…
Дарелл горько улыбнулся. Снова он пытается смотреть сквозь гранит, который для врага прозрачнее стекла.
Для лорда Штеттина невыгодное положение Фонда также не было секретом. Он стоял перед такой же моделью Галактики, какая была у мэра Фонда, только не хмурился, а улыбался. Его массивная фигура казалась еще более внушительной в расшитом позументами мундире адмирала. От правого плеча к поясу тянулась красная лента Ордена Мула, пожалованного Штеттину предыдущим Первым Гражданином за полгода до того, как Штеттин несколько насильственно сменил его на этом посту. На левом плече блестела Серебряная Звезда со скрещенными мечами и кометами.
Обращаясь к шести офицерам генерального штаба, одетым не так роскошно, и первому министру Меирусу, серому и неприметному, как паук, Штеттин говорил:
— По-моему, все совершенно ясно. Мы можем подождать. Для противника же каждый день ожидания будет ударом по боевому духу войск. Если противник примет решение защищать все свои территории, ему придется рассредоточить силы. В этом случае мы нанесем удары здесь и здесь, — от красного мячика протянулись два белых луча, пересекая желтую руку по обе стороны Термина. — Мы разделим флот противника на три части и разгромим каждую в отдельности. Если же Фонд решит сконцентрировать силы, то ему придется оставить две трети своих доминионов, а это чревато восстанием.
В тишине прозвучал тонкий голос Первого министра.
— Мне кажется, что не следует медлить. Через полгода Фонд станет на полгода сильнее. Не забывайте, что у противника больше и кораблей, и людей.
Однако, голос Первого министра не имел на этом собрании никакого веса. Лорд Штеттин улыбнулся и махнул рукой.
— Даже через год Фонд не станет сильнее. Люди Фонда не готовы и не будут готовы к войне. Они верят, что их должен спасти Второй Фонд. Но на этот раз они просчитались. Правда?
Присутствующие молчали, глядя себе под ноги.
— Вы сомневаетесь, господа? — холодно произнес Штеттин. — Хорошо, я повторю содержание донесений наших агентов, засланных в Фонд; я попрошу мистера Мунна, агента Фонда, перешедшего на службу к нам, еще раз рассказать о результатах работы с документами Мула. Давайте отложим совещание.
Штеттин вернулся в свои покои, забыв снять с лица дежурную улыбку. Что за тип этот Мунн, думал он. Не человек, тряпка. Наверняка не выполнил обещания. Правда, порой он приносит любопытные сведения, которые кажутся очень убедительными, особенно в присутствии Каллии.
Штеттин улыбнулся шире. Хоть какая-то польза есть от толстой глупой Каллии. С нею Мунн говорит охотнее, чем с кем бы то ни было. Выдать бы ее замуж за Мунна. Штеттин нахмурился, вспомнив, как глупая
