разговору, он лишь посильнее сжал ее запястья и процедил:
– Если ты сейчас не расскажешь мне, что происходит, я заберу тебя с собой в Альбион и лично к Президенту отведу. Я скажу, что ты решила обокрасть меня, решила помешать проведению работы на Земле, решила обмануть Штаб и взломала пропуск, решила нарушить Закон столько раз, что статей обвинения столько не смогут записать в одно дело, Джуди. Ты ведь не хочешь попасть в тюрьму на вечность?
Джуди закусила губу и помотала головой. Антеннки ее качались с ней.
– Вот и хорошо, милая моя Джуди. – Вильгельм отпустил ее запястья, но не встал. Даже не отодвинулся. – А теперь выкладывай все, что знаешь.
И Джуди, не переставая рыдать, начала свой рассказ, в этот раз не в силах ослушаться приказа.
Глава сорок шестая
Катю продолжали опрашивать. Казалось, прошла вечность, но аппарат, отсчитывающий время, пищал редко, словно прошло всего несколько минут. Рот у проверяющего не хотел закрываться, и вопросы летели один за другим, хлестав Катю словесной плетью. А отбиваться нечем – тело приковано к стулу тонкими трубками.
Она ответила на столько вопросов, что не могла уже вспомнить, что спрашивали. Кажется, Вильгельм просил запомнить вопросы и ответы, чтобы потом передавать их устно и письменно всем, кто хотел бы услышат рассказ о победе Почитателя над режимом Единого Космического Государства. Но Катины воспоминания казались брошенным перроном: тишина, прохлада, запах пробежавших по рельсам вагонов событий и слов прошлого и ни одного подъезжавшего поезда – только ночная пустота без намека на скорый рассвет.
Из проверяющего вопросы сыпались как из разорванного мешка с зерном, засыпая пол острыми словами и кровоточащими ответами.
– Вы когда-то думали об убийстве себе подобного? – спросил голос.
Катя попыталась отвернуться, но пошевелить головой почти не могла. Голову закрепили в том положении, которое позволяло проверяющему следить за глазами, а руки и ноги привязаны к стулу так, чтобы Катя не могла качнуться и завалиться со стулом. Любые попытки побега предотвращались еще до того, как кто-то мог подумать о них. Черные стены казались продолжением тьмы Космоса, безжизненной и холодной.
– Нет, – вымученно ответила она, не задумываясь. Ей было уже настолько плохо, что размышлять над ответом было невозможно: укол, который ей сделали перед интервью, перекрыл возможность солгать на корню. Но Катя все-таки собрала оставшуюся в себе силу и добавила: – Неужели я похожа на убийцу? Скорее я похожа на жертву.
– Землян не понять, – ответил проверяющий, кажется, не особенно довольный вольностью образца. – Мы видели съемки жизни землян, и большую часть вашей жизни занимают войны. Что бы сделали, если бы ваш, как вы называете, муж, отправился на войну?
– Он и так на войне, не так ли? – спросила Катя и, кажется, почувствовала, как губы сами по себе улыбнулись. – Он говорил, что выступает против вас. Разве это не война?
– А приходилось ли вам убивать ненамеренно? – задал еще один вопрос голос, вновь появляясь перед глазами женщины. Трубки обвивали ее голову, а теплая жидкость будто бы разливалась по венам, впускаемая в тело тонкими иглами. Но Катя не чувствовала боли. Все вокруг, включая ее саму, казалось нереальным и пластилиновым.
– Нет, – сорвалось с губ Кати. – Но вам, наверное, знакомо такое чувство.
– На вашей Планете происходит столько смертей, что мы считали каждого из вас потенциальным убийцей, образец с Планеты Земля, – произнес проверяющий. – Вы остры на язык, Екатерина. Почему-то вы никак не можете замолчать.
– Вы же хотите узнать о людях как можно больше, – произнесли губы Кати, а голос повторил. – Мы не убийцы. Я никого не убивала.
– Знаете, ваши слова кажутся мне навеянными извне.
– Вы тоже не говорите от себя.
Катя услышала, как проверяющий скрежетнул зубами. Играть с ними опасно, наверное, нельзя даже подумать о такой вольности. Но Катя не чувствовала страха. В одном Вильгельм помог: не только помог забыть неприглядное, но и заставил бояться себя больше, чем кого бы то ни было.
– Вы видели ядерное оружие?
– Что это? – прошептала Катя и почувствовала, как по трубачам вновь что-то побежало. Теплое, почти горячее.
– Оружие, которое способно уничтожать миллионы человек за раз.
– Вы говорите о смерти? – спросила Катя. Раньше она боялась даже произносить это слово, но в этот раз оно вылетело из нее легко, словно женщина уже свыклась. Смерть уже не казалась страшной.
– Нет, о ядерном оружии.
Она лишь отрицательно помотала головой.
– И не знаете о войнах?
Вновь отрицание.
– Удивительная неосведомленность, – хмыкнул голос.
Проверяющий в черном одеянии неспешно дошел до стола с панелью из десятка кнопочек и экранов. Руки в перчатках что-то нажали – Катя почувствовала, как ногу охватила еще одна трубка и притянула к ножке стула, на котором она сидела. Но ни единого вскрика не вырвалось из ее рта.
– Никого на вашей Планете не смущает видимое внешнее разнообразие в одном виде? – спросил голос в маске, шествуя перед Катя вперед-назад.
Мокрая и уставшая женщина посмотрела на фигуру мутными от дурмана глазами, зажмурилась, но вновь увидела черноту.
– Вы не расслышали вопрос? – повторил проверяющий и подошел ближе. – Я спрашиваю, не смущает ли вас видимое внешнее разнообразие в одном виде?
– Я не поняла вашего вопроса. – Катя вновь почувствовала странное тепло, разливавшееся по телу.
– Расизм, шовинизм. Знакомы такие понятия? – повторил голос, встав напротив Катя и скрестив руки перед грудью. – На вашей Планете распространена ненависть?
– Вы спрашиваете так, словно я должна отвечать за грехи всех землян, – прошептала Катя под нос, но проверяющий услышал и, кажется, хмыкнул.
– Так и есть, Екатерина. Почитатель выбрал вас как раз для этого, потому что посчитал вас достойным образцом.
– Значит, он снова ошибся. – Катя подняла голову и посмотрела на проверяющего, но не смогла уже разглядеть во мраке его оплаченной в черное фигуры. – Я всего лишь человек.
– Вильгельм Эльгендорф утверждал, что этого вполне достаточно. Удивительно, что сам человек считает совершенно иначе.
– Потому что Вильгельм не человек, – сказала Катя и почувствовала, как внутри снова развился холод. Она прежде никогда не произносила этого вслух. – Вильгельм не человек, он не может понять… Он такой же, как вы. Он не поймет. И вы его не поймете.
– Почему же? – Проверяющий, наверное, улыбнулся бы, если мог. – Мы вас прекрасно понимаем.
Проверяющий подошел к женщине, прикованной к стулу, взял ее лицо в большие ладони и поднял. Катя сморщилась от боли – перчатки собеседника были покрыты мелкими шипами и впивались в кожу, оставляя дыры и рубцы.
– Вы не знаете, что происходит в вашем мире? – спросил
