Молодая женщина уронила руку ему на губы.
Как мы уже сказали, Регина сидела, а Петрус лежал у ее ног.
Но, целуя руку Регины, он приподнялся на локте. Однако обхватив другой рукой шею Регины, он вдруг поднялся на ноги.
Так получилось, что он теперь стоял, а она сидела.
Он вспомнил о своей бедности и вздохнул.
Регина вздрогнула: она поняла, что мысли его заняты не ей.
– Что с вами, друг мой? – испуганно спросила она.
– Со мной? Ничего, – ответил Петрус и покачал головой.
– Да нет же, Петрус, вы печальны. Говорите, я приказываю.
– У меня были большие неприятности, дорогая.
– У вас?
– Да.
– Когда?
– В последнее время.
– И вы ничего мне не сказали, Петрус? Что случилось?
Рассказывайте! Да говорите же!
Регина подняла голову, чтобы лучше видеть Петруса.
В ее глазах была написана любовь, они сияли не хуже бриллиантов, украшавших ее волосы.
Если бы Петрус видел лишь глаза Регины, он бы, возможно, заговорил.
Но были еще бриллианты.
Бриллианты его завораживали.
Разве не жестоко было открыть этой светской даме, столь же богатой, как и красивой, что ее возлюбленный – нищий художник, до такой степени бедный, что через несколько дней всю его мебель пустят с молотка?
Кроме того, признаваясь в своей бедности перед богатой дамой, он был вынужден в то же время признаться своей безупречной подруге в том, что едва не предал отца.
И мужество ему изменило.
– Коварная! – сказал он. – Еще бы я не был печален, когда мне пришлось покинуть Париж и не видеться с вами целых шесть дней!
Регина потянула его к себе и подставила лоб для поцелуя.
Петрус задрожал от радости и прижался к нему губами:
молодой человек светился счастьем.
В это мгновение свет нарождавшейся луны упал Петрусу прямо на лицо.
Регина восхищенно вскрикнула:
– Вы мне иногда говорите, что я красива, Петрус.
Молодой человек ее перебил.
– Я говорю это всегда, Регина! – вскричал он. – Если не говорю, так думаю!
– Позвольте и мне сказать вам, что вы прекрасны.
– Я? – удивился Петрус.
– Разрешите вам сказать, что вы красивы и я вас люблю, мой благородный Ван-Дейк! Знаете, я видела вчера в Лувре портрет великого художника; его талантом наделил вас Господь, а его именем называю вас я сейчас. Вспоминая историю, слышанную в Генуе об отношениях Ван-Дейка и графини Бриньольской, я чуть было не сказала вам – какое счастье, Петрус, чго мы не встретились в то время: «Я принадлежу вам, как она принадлежала ему, потому что вы так же хороши собой, как он, а тебя я люблю, несомненно, еще сильнее, чем она – его».
Петрус не сдержал радостного крика.
Он упал рядом с ней и, обняв за талию, нежно привлек к себе.
Регина склонилась, словно пальма под вечерним ветерком; положив голову Петрусу на грудь, она стала с улыбкой прислушиваться к учащенному биению его сердца, и каждый удар словно говорил ей: «Регина, я люблю тебя!»
Эта красивая пара смотрелась изумительно: ангелу счастья следовало бы превратить их в камень.
Слова замерли у них на губах. Что они могли сказать друг ДРУГУ? Девушка ощущала на своих волосах дыхание Петруса и вздрагивала, будто мимоза от дыхания пташки.
Она закрыла глаза, испытывая несказанное наслаждение, даруемое умирающему верой, что они проснутся в другом мире под взглядом Всевышнего.
Так они провели целый час в состоянии дурманящего оцепенения, и каждый из них упивался счастьем, дарил этим счастьем другого и молча им наслаждался, словно слишком явное свидетельство подобного блаженства должно было пробудить ревность в наблюдавших за ними звездах.
Но ни тот, ни другая не сумели справиться с охватившим их волнением: дыхание обоих участилось, их взгляды увлажнились, они жалобно постанывали; кровь, будто море во время прилива, затопила их сердца и стучала в висках.
Регина очнулась первой, вздрогнув, словно ребенок, которому привиделся страшный сон, и, дрожа всем телом, прильнула губами к губам Петруса, прошептав:
– Уходи… Ступай… Оставь меня, Петрус!
– Уже?.. – не поверил молодой человек. – Так скоро?.. Почему я должен тебя оставить, Боже мой?!.
– Ступай же, любимый! Уходи… Уходи!
– Нам грозит опасность, о ангел мой?
– Да, большая, смертельная опасность!
Петрус встал и огляделся.
Регина заставила его снова сесть и, испуганно улыбаясь, продолжала:
– Нет, опасность грозит не оттуда, откуда ты думаешь.
– Где же она?
– В нас самих, в наших сердцах, у нас на губах, в наших объятиях… Сжалься надо мной, Петрус… Я слишком сильно тебя люблю.
– Регина! Регина! – вскричал Петрус, сжал в руках голову девушки и страстно припал к ее губам.
Неизвестно, сколько длился их ангельски чистый поцелуй; их души словно слились воедино. С неба сорвалась звезда и, казалось, упала неподалеку.
Регина собралась с силами и вырвалась из объятий молодого человека.
– Давай постараемся не свалиться с небес, как эта звезда, любимый мой, – проговорила Регина, с любовью глядя на Петруса.
Тот взял ее за руку, привлек к себе и по-братски поцеловал ее в лоб.
– Перед лицом Бога, который нас видит, – сказал он, – перед звездами, Его очами, целую вас в знак высочайшего уважения и самого глубокого почтения.
– Благодарю вас, друг мой! – отозвалась Регина. – Подставь свой лоб.
Петрус повиновался, и молодая женщина вернула ему поцелуй.
В это мгновение часы пробили трижды и появилась Нанон.
– Через полчаса начнет светать, – сказала она.
– Как видишь, Нанон, мы прощаемся, – отозвалась Регина.
И они расстались.
Но прежде чем уйти, Регина удержала руку Петруса.
– Друг мой, – сказала она, – завтра, надеюсь, ты получишь от меня письмо.
– Я тоже надеюсь, – сказал молодой человек.
– Хорошее письмо! – пообещала Регина.
– Все твои письма хороши, Регина, а последнее – в особенности.
– Это будет лучшее из лучших.
– Ах, Господи, я так счастлив, что мне даже страшно.
– Не бойся и будь счастлив, – успокоила его Регина.
– О чем же ты рассказываешь мне в этом письме, любовь моя?
