затем ещё какое-то время вёл её, брыкающуюся и пытающуюся вырваться, дальше по дороге. До дома мэра оставалось совсем чуть-чуть.
Мы миновали пятачок с магазинами в самом центре деревни, и я увидел, как люди внутри одного из магазинов баррикадируют окна и двери.
Мы миновали заворот на здравпункт, и я услышал крики, доносившиеся изнутри него.
Наконец, мы оказались возле особняка Гросовского, по-прежнему сверкавшего великолепием, несмотря на творившееся вокруг безумие. Ворота, ведущие во двор, были заперты. У самого дома имелась небольшая пристройка — гараж, выходивший прямо на улицу. Ворота в гараж были открыты настежь. Автобус, на котором мы приехали сюда вчера, тоже куда-то пропал.
— Куда мы идём? — всхлипывая, спросила Юля, отчего-то решившая, что у меня есть ответ на этот вопрос.
— Теперь — не знаю, — ответил я.
Я понял, что мэр, по всей видимости, предпочёл не оставаться в осаждённом замке, а решил покинуть его, прихватив с собой остатки своей свиты, проживавшей в домах по соседству вместе со своими семьями. Можно было только гадать, куда он отправился: в город или куда-нибудь ещё. И можно было только гадать, забрал ли он с собой Лёху и ребят, оставшихся на его попечении.
Вдруг, за спиной я услышал хруст снега. То были шаги: частые и приближавшиеся. Я обернулся и увидел, что за нами по пятам всю дорогу бежали два покалеченных трупа. Были ли это те же трупы, что расправились с Сергеем и Кристиной несколько минут назад или это был кто-то, кто увязался за нами позже — я не знал. Знал только, что они приближаются, и нам срочно надо куда-то скрыться. Бежать дальше по улице было бессмысленно: чуть поодаль в ту сторону можно было видеть маячивших то здесь, то там заражённых вперемешку с живыми, то ли сражавшихся с ними, то ли спасавшихся от них бегством.
— Пошли внутрь, — сказал я Юле, взял её за руку и, не дожидаясь, пока она среагирует на мои слова, потащил её за собой в открытый настежь гараж. Оттуда, решил я, наверняка можно напрямую попасть в дом. Мы поспешили в гараж, и я несколько замешкался на входе, попытавшись было найти какой-нибудь рычаг или кнопку, закрывающую большие ворота. Не найдя ничего и увидев, что мертвецы почти настигли нас, я плюнул на всё и вместе с Юлей вошёл в дом Гросовского. Закрывая за собой дверь, отделявшую гараж от основной части дома, я не знал ещё, что захлопываю над самим собой крышку своего собственного гроба.
Дверь из гаража вела в прихожую, бесконечным коридором тянувшуюся через весь дом и соединявшую воедино кухню, обеденный зал, гостиную и лестницу на второй этаж. В доме чиновника было тихо, и я был уверен, что дом пуст. Сзади в дверь уже ломились заражённые. Ничего. Дверь выглядела массивной и надёжной, двое мертвецов вряд ли смогли бы её выломать. Коридор вывел нас в гостиную. Мы вошли в неё и увидели кровь. Реки крови. Вчера на этом самом диване, перед этим самым телевизором, сидели Лёха и его ребята и мирно смотрели мультфильм. Теперь огромная, нечеловеческих размеров плазма была разбита и лежала на полу. На диване, на котором лежали ещё и скомканные простыни с пододеяльниками, всюду были багряные пятна, и кое-где — даже куски кожи. Я взял Юлю за руку и отвёл её чуть за спину. В правой руке я держал испачканные и чуть погнутые ножницы.
В сторону обеденного зала мы шли уже осторожно: крадучись. Что здесь произошло? Неужели мертвецы под покровом ночи проникли в неприступную мэрскую крепость? Казалось, это было невозможно. В обеденном зале тоже всё было вверх дном: стулья на боку, перевёрнутый стол, всюду — какой-то хлам, которым кто-то, казалось, беспорядочно разбрасывался, чтобы… Чтобы что?
Чтобы защититься от кого-то — вот, что. Всё было очевидно. Мертвецы не проникали в дом снаружи — кто-то внутри умер и воскрес, пока все спали. Но кто?
Миновав обеденный зал, мы вошли в кухню. Убедившись, что там нет никого, кто представлял бы угрозу, я принялся судорожно рыскать по ящикам, пытаясь найти что-нибудь покрепче погнутых ножниц. Кто-то уже сделал это до меня: обшарил все ящики и вывалил часть их содержимого на пол. Не знаю, на чём в итоге остановил свой выбор мой предшественник. Я взял старый-добрый нож: длинный, толстый, острый. Юле я дал такой же.
— Если кто-то нападёт — бей точно в глаз. У тебя будет только одна попытка, так что целься хорошо, — напутствовал я вчерашней школьнице, которая, по-хорошему, должна была бы сейчас получать отнюдь не такие мрачные наставления. Юля кивнула и крепко сжала нож в руках.
Вдруг, в мёртвой тишине дома я услышал звук. Нечто, похожее на шорох или шипение радиопомех. Мы замерли. Это могло быть что угодно. Возможно, мертвец, засевший где-то в доме, каким-то образом почуял нас. Может, мы слишком сильно гремели кухонными приборами в ящиках, пока искали что-нибудь для самозащиты, а может, мы слишком сильно пахли, и чуткий нос притаившегося в недрах особняка заражённого услышал наш запах. А может, это и вовсе был не мертвец?
Звук повторился. Снова шипение, за которым последовало что-то, похожее на пение тронутой гитарной струны. Я прислушался. Нет, это была не гитара. Это был чей-то голос! Голос, доносившийся, по всей видимости, из какого-то динамика. Следуя за ним, мы вернулись из кухни в гостиную, и я понял, что звук идёт со второго этажа. Когда мы встали рядом с лестницей, мне даже удалось различить отдельные слова:
— Н…жда, э… К…сон, приём…
— Костя, тут страшно! Пойдём куда-нибудь, — дрожащим от слёз и от страха голосом проговорила Юля.
Ах, если бы я тогда нашёл мудрость послушать её.
— Встань на середине лестницы и жди, — сказал я, — Они плохо ходят по ступеням. Если увидишь кого-то внизу — беги ко мне наверх. Если услышишь что-то наверху — стой на месте и жди меня. Если я крикну: «Беги!» — беги. Открой первое попавшееся окно, выпрыгивай наружу и беги. Знаешь, где дорога, которая в город ведёт?
— Нет.
— Смотри: если стоять спиной ко входу в дом, дорога будет в правой стороне. Помнишь же, как мы сюда пришли?
— Помню.
— Вот тем же путём — и до самого края деревни, пока трассу не увидишь. Там — налево. Так до города и дойдёшь. Идти далеко. Но это единственный вариант: больше идти некуда. Всё поняла?
— Ага.
— Всё запомнила?
— Да.
— Хорошо. Ладно, пошли.
Звук снова повторился: шипение и приглушённый голос. На этот раз голос
