улыбнуться ей, ощутить в ее глазах свет и тепло, но нашла только испуг, опасение и боль по тому, что я сотворила. На моем лице возникла печаль, что быстро превысила абсолютно все без исключения неудобства и боль, которые отошли далеко назад, став просто раздражающим, болезненным и надоедливым шумом где-то позади. Что я вновь сделала не так, где провинилась? Я избавилась от нечистого, который достоин только вечного искупления, он возомнил о себе слишком многое, позволив… судить жреца, который был намного чище, чем он, намного правление, даже не смотря на предательство! Ересь проникла в сознание престарелого мужчины, то было абсолютной, непререкаемой правдой, но и Аколит не являлся святым, я даже не могла с уверенностью сказать, что он служил богам… так почему к нему должно остаться человеческое отношение, чем он его заслужил? Он хуже чем раб... Просто скот, и я понимала, почему моя Аколит так пользовалась им, словно инструментом, потому что он действительно оказался орудием. Эти мысли дались мне слишком тяжело, разбившись о предательски болезненное неверие Гвин… Ее опасения, страх и боязнь, заставили меня отступить обратно, убирая глаза и скрывая медленно просачивающиеся слезы, которые стремительно одолели меня, сыграв сразу на всем, что сегодня произошло. Неужели даже после подобного... Практически подвига, я не заслужила робкой улыбки? Неужели, это так сложно... Понять то, что юноша был порабощен своим прошлым, оторванным от реальности, недостойным.
- Я… не хотела причинять тебе боль, о Близнецы, я.. Прости меня. - Гвин мученически опустила взгляд, делая неровные шаги мне на встречу. Такой искренний голос, невольно, я подняла голову, глядя на девушку и внимательно изучая прекрасное лицо, что пыталось скрыть отчаяние и страх. Ее руки легли мне на плечи, тепло согрело ледяную кожу, на которой выступил пот, сердце девушки билось подобно медленному механизму, источающему свой необъяснимый, нежный свет, который не жег мне плоть, только лишь согревал ее, нежно обволакивая, словно материнское тепло. Лезвие кинжала мелькнуло за моей спиной, в нем отражалось уставшее, потерянное лицо девушки, которая старалась принять произошедшее, а не винить одну лишь только меня. Ей тоже тяжело, она тоже сбилась с пути, но я не позволю аколиту взять верх над девушкой, над ее собственным разумом и волей, которые поклялась охранять, он не подчинит ее себе, не убедит в ложной правде, которую он плел, пытаясь убедить самого себя.. И несмотря на то, кем был Аколит когда-то давно, не взирая на стаж наставника, он оставался чудовищем, которое живо только из-за того, что Дэлин попросту слишком слаба для того, чтобы покончить с ним. Некогда, он возможно был великим воином, возможно, в нем живет раскаяние, но подобные ему не заслужили жалости, они знают только тьмой, обитают в ней, цепляются за нее, не веря, что способны вернуться ко свету. Но это не так. Он не вернется к милости Близнецов. Никогда. - Я не могу дать ему уйти, Лиз, он…
- Должен понести наказание, но не от руки проклятого безумца, нарушившего Божьими запреты… Не от моей руки, испытывающей к нему порочную жалость и лишнее милосердие, а от кого-то, с чистой душой и помыслом, от тебя, Гвин… и я не буду тебе мешать, несмотря ни на что… Сделай это, вынеси ему приговор. - Я сделал шаг назад, вновь пытаясь улыбнуться, и на этот раз, замечая в глазах Гвин удивительное изумление, смешанное с долгожданным окончанием длительного волнения, что съедало ее изнутри, медленно просачиваясь через взгляд и прямо в сердце. Это было избавление, о котором названная сестра практически молилась в течение долгого, очень долгого времени... И сейчас, девушка наконец смогла получить то, что желала, мое одобрение. Она боялась моего страха, моего презрения, думала, что я начну презирать ее за жестокость и жажду крови, полагая, что я отвергаю подобное, но то было далеко от правды. Кровь должна литься, ведь так, мы славим Мириана. Сейчас, она ощущала что может сделать все, что оказалось необходимым, но при этом преступным из-за моего неодобрения и даже чего-то, что могло быть отвращением… пусть ничего подобного я к девушке и не испытывала, попросту не могла испытывать, после того, как подарила мне настоящую жизнь. Она заслужила чести стать единственным из всех, кто по праву может проливать кровь жреца… я даровала ей эту честь, избрав за чистоту души и мыслей, именно так, как должны делать жрецы. Она не желала причинить ему боли, не хотела, как я, пощадить. Она видела в нем именно того, кем жрец являлся, предателем и еретиком, что травил собственную ученицу во имя собственных страхов и амбиций, настолько сильно извращенных, что уже давно потеряли всякое основание. И сейчас… мы с Гвин должны возрасти ему приговор, решив, достоин ли он казни или прощения. Мы были Их судом, судом Сивила и Мириана, которые сейчас даровали нам эту власть, выбрав своими посланницами на земле. Я ощущала это… приняла судьбу, и вонзилась взглядом в молчаливого жреца, который, казалось, уснул, опустив голову набок. - Нам нужно приступать к работе… я попытаюсь узнать его историю, а ты… добейся правды кровью. Но не убивай, его конец должен быть решен нами, но не нам приводить вердикт в исполнение. Такова роль, и не нам менять ее, и не сейчас.
Жрец пытался молчать, молчать до конца, как то обещал и как надеялся на то, что сможет. Его кожа оказалась грубой, кровь практически не текла из глубоких, рваных ран, тело, казалось, умирало с каждой секундой, но при этом, оставаясь живым, то-ли от магии, то-ли благодаря многолетней выдержки. Он контролировал себя, боль сотрясала тело, но не его волю, позволяя держаться словно камень, стойко вынося каждый удар судьбы, сейчас, принявшей облик моей названной сестры. Мне вновь стало жаль его, но теперь, я уже не сомневалась в правильности нашего пути… Но ведь столько власти, столько контроля, он мог и дальше служить Близнецам, он мог пойти на войну, доказав свою свою веру и желание помочь Империи, несмотря на возраст, на дряблую кожу и пустой взгляд. Для него было великое множество путей, из которых, он предпочел единственный неправильный, только один из всех, кто привел к падению, к пыткам и смерти от тех, кто в себе сохранил веру. Он сам избрал этот тяжкий путь, решив, что сможет воспротивиться замыслу Богов, но разумеется, смертный ничто перед Ними, просто пыль... И даже несмотря на крах, на его скорый конец, жрец держался
