— Да, сэр, — отозвался помощник, передавая Крупкину миниатюрную рацию. — Я дам вам знать, когда займу позицию.
— Я со всеми из вас могу связаться?
— Так точно, товарищ. В пределах ста пятидесяти метров, частота невидима.
— Пойдемте, джентльмены.
Войдя в мраморный вестибюль, Крупкин кивнул консьержу в униформе, стоявшему за стойкой. Джейсон и Алекс шли справа от него.
– La porte est ouverte ,[107]— сказал консьерж, не поднимая на посетителей глаз. — Я куда-нибудь исчезну, когда мадам прибудет, — продолжил он по-французски. — Как вы попали внутрь, я не знаю; хотя, сзади здания есть служебный вход.
— Если бы не официальный этикет, мы бы им и воспользовались, — сказал Крупкин, глядя прямо перед собой, пока они шли к лифту.
Квартира Лавьер была настоящим заветом миру высокой моды. Стены обклеяны фотографиями знаменитостей моды, посещающих важные показы и события, и оригинальными набросками известных дизайнеров. Мебель в стиле Мондриана была совершенна в своей простоте, цвета резкими с преобладанием красного, черного и темно-зеленого; стулья, диваны и столы лишь отдаленно напоминали стулья, диваны и столы — они казались более пригодными для использования в космических кораблях.
Конклин с русским сразу принялись исследовать столы, рыться в записках, лежавших у перламутрового телефона на стильном изогнутом темно-зеленом столике.
— Если это письменный стол, — недоумевал Алекс, — то где, черт возьми, ручки у ящиков?
— Это последний шедевра от Леконте, — ответил Крупкин.
— От теннисиста? — спросил Конклин.
— Нет, Алексей, от дизайнера мебели. Надави, и они выдвинутся сами.
— Шутишь.
— Попробуй.
Конклин попробовал, и еле заметный ящичек выдвинулся.
— Будь я проклят…
Неожиданно из нагрудного кармана Крупкина подало сигнал его миниатюрное радио.
— Это, наверное, Сергей рапортует, — сказал Дмитрий, доставая прибор. — Ты на месте, товарищ? — сказал он в рацию.
— Более чем, — пришел тихий голос помощника, слегка искаженный помехами. — Лавьер только что вошла в здание.
— Консьерж?
— Его не видно.
— Хорошо. Конец связи… Алексей, отойди от стола, Лавьер поднимается сюда.
— Мы будем прятаться? — шутливо спросил Конклин, листая телефонную книжку.
— Я бы не хотел портить с ней отношения, а так вполне может получиться, если она, войдя, увидит, как ты копаешься в ее личных вещах.
— Ну, хорошо, хорошо. — Алекс вернул книжку в ящичек и задвинул его. — Но если она не будет с нами сотрудничать, я возьму эту маленькую черную книжицу себе.
— Будет, — сказал Борн. — Я же говорил вам, она хочет выйти из игры, а это возможно только со смертью Шакала. Деньги играют второстепенную роль — они не помешают, но главное — выйти.
— Деньги? — переспросил Крупкин. — Какие деньги?
— Я обещал ей заплатить, и я заплачу.
— Могу вас заверить, деньги для мадам Лавьер далеко не второстепенны, — добавил русский.
Послышался звук ключа, вставляемого в скважину. Все трое повернулись к двери, в которую вошла испуганная Доминик Лавьер. Однако ее удивление быстро, почти незаметно, прошло; ее самообладание не дало трещин. Брови ее выгнулись на манер королевской манекенщицы, она спокойно убрала ключ в изящную сумочку, посмотрела на незваных гостей и заговорила по-английски.
— Что ж, Круппи, мне следовало ожидать, что без тебя дело не обойдется.
— Ах, очаровательная Жаклин… Или мы можем опустить эту выдумку, Доми?
– Круппи? — вскричал Алекс. — Доми? .. Это что, встреча старых друзей?
— Товарищ Крупкин — один из самых популярных офицеров КГБ в Париже, — сказала Лавьер, проходя к длинному кубическому красному столу возле белого шелкового дивана и кладя на него сумочку. — Быть с ним знакомым модно в определенных кругах.
— В этом есть свои плюсы, дорогая Доми. Если бы ты знала, какой дезинформацией меня пичкают на набережной д’Орсе и каково знать ее ложность, испробовав однажды правду… Кстати, я так понимаю, ты уже знакома с нашим высоким американским другом и даже имела с ним некие переговоры, потому, я думаю, тебе надо представить только его коллегу… Мадам, мосье Алексей Консоликов.
— Я не верю тебе. Он не русский. Я бы учуяла запах немытого медведя.
— Ах, ты меня убиваешь , Доми! Но ты права, это из-за ошибки его родителей. Так что он может представиться сам, если хочет.
— Меня зовут Конклин, Алекс Конклин, мисс Лавьер, и я американец. Однако наш общий знакомый «Круппи» прав в одном: мои родители были русскими, и я свободно говорю по-русски, так что он не сможет сбить меня с толку, когда мы в советской компании.
— По-моему это прелестно.
— По меньшей мере добавляет остроты ощущений, если знать Круппи.
— Я ранен, смертельно ранен! — воскликнул Крупкин. — Но мои раны не имеют значения для нашей беседы. Доми, будешь ли ты работать с нами?
— Буду, Круппи. Боже, как я буду работать с вами! Я бы хотела только прояснить предложение Джейсона Борна. С Карлосом я зверь в клетке, а без него — нищая стареющая куртизанка. Я имею желание, чтобы он заплатил за смерть моей сестры и за все, что причинил мне, но не хотела бы спать потом в канаве.
— Назови цену, — сказал Джейсон.
– Напиши ее, — уточнил Конклин, бросив взгляд на Крупкина.
— Дайте-ка подумать, — сказала Лавьер, обходя диван и подходя к столу Леконте. — Мне уже около шестидесяти — больше или меньше, не имеет значения. И если исключить Шакала или какую-нибудь другую смертельную болезнь, мне осталось, пожалуй, лет пятнадцать-двадцать, — она склонилась над столом и написала цифру в блокноте, оторвала листок, выпрямилась, посмотрела на высокого американца. — На вашем месте, мистер Борн, я бы не стала торговаться: думаю, это справедливо.
Джейсон взял листок и прочитал сумму: 1 000 000 американских долларов.
— Справедливо, — сказал Борн, передавая листок обратно Лавьер. — Допишите, каким способом вы хотели бы получить деньги, и я все организую, когда мы уйдем отсюда. Деньги будут на счету к утру.
Стареющая куртизанка вгляделась в глаза Борна.
— Я верю вам, — сказала она, снова наклонилась над столом и записала инструкции. Затем выпрямилась и передала листок Джейсону. — Сделка заключена, мосье, и да поможет нам Бог его убить. Если нет, то мы все мертвы.
— Вы говорите как магдаленская сестра?
— Я говорю как напуганная сестра. Не больше и уж точно не меньше.
Борн кивнул.
