Книга Ангел-наблюдатель - Ирина Буря

думаете, что Тоша хоть на мгновение задумался над тем, каким образом перестроить график работы, чтобы доставлять Дару к источникам этих знаний, то вы глубоко заблуждаетесь. Он предпочел забыть и о том, сколь упорно называл мою дочь своей, и о том, что необходимое средство передвижения я ему практически в зубах, на блюдечке с голубой каемочкой принес, и о нашем джентельменском соглашении, на основании которого у него это средство передвижения появилось. И доверить перевозку Дары единственно надежному в его окружении Анатолию. Тем более что в машину к тому мне даже в невидимости доступа не было.

Анатолий, правда, тоже оказался не совсем всемогущим — земная нагрузка по обеспечению должного для не алчущего материальных благ ангела-хранителя образа жизни давно уже перестала быть для него второстепенным делом. И если вы снова думаете, что он отказался от части ее или хотя бы перераспределил ее так, чтобы в нужное собственному сыну время находиться в нужном ему же месте, то вы заблуждаетесь еще глубже.

Не стоит даже предполагать, что Тоша решил хотя бы раз в неделю соратнику в безграничном доверии плечо подставить — он просто рассказал о неразрешимой с виду ситуации мне. Вспомнив о необходимости присматривать за Дарой, как по глупости, столь легко подхватываемой в обществе хранителей, подумал я — и тут же ухватился за возможность видеть Дару пусть раз в неделю, но зато без всяких надсмотрщиков. Но мое предложение подменять Анатолия встретило у того резкое, категорическое, почти истеричное «Нет!». В другой ситуации меня бы рассмешило его опасение, что я могу хоть на секунду заинтересоваться его уже в кровь впитавшим кастовые предрассудки наследником.

Каким-то образом этот исступленный вопль докатился до Марины — и вот тут-то против светлых сыграла их собственная прошлая преступная халатность. Зная из собственного опыта, к чему она приводит, Марина никогда не упускала случая осадить их, когда они слишком уж зарывались, в результате чего они остерегались обращаться с ней так, как с другими людьми. Не говоря уже о нас, презренных оппозиционерах.

Вот так я и получил свои еженедельные свидания с Дарой — в присутствии, правда, двух свидетелей, один из которых молчал и только бросал во все стороны тяжелые, подозрительные взгляды, другой же мастерски поддерживал легкую непринужденную беседу. Меня устраивали оба обстоятельства — в то время мне было намного важнее слушать Дару, чем говорить самому.

Она, как и следовало ожидать, с готовностью откликнулась на разговорчивость Марины. И вдруг оказалось, что и она в отсутствие подавляющего хранительского ока чувствует себя намного свободнее. Она говорила не только об учебе и своих неизменных успехах в ней, но и обо всех своих новых увлечениях. Причем с таким удовольствием, что я не раз пробирался за ней в театральную студию, где, затаив дыхание, наблюдал, насколько естественно она перевоплощается из одного образа в другой, и все больше убеждался, что полное развитие такой талант может получить только у нас.

Присматривал я за ней и в бассейне — так называемые хранители не удосужились даже в первое время отвлечься от своих дел, чтобы гарантировать безопасность детей на воде. Весьма скоро мне пришлось признать, что плавает Игорь ничуть не хуже Дары — в чем, впрочем, не было ничего странного, поскольку плавание является индивидуальным видом спорта, требующим не искусства общения, а упрямого, без рассуждений и головой вперед, движения к поставленной цели, столь почитаемого у светлых всех мастей.

Ближе к зиме некоторые из дней посещения Дарой бассейна стали превращаться для меня в истинные праздники — по типичным для людей организационным, а вернее, дезорганизационным причинам тренировки отменялись, и мы с Мариной отправлялись с Дарой и Игорем в кафе на первом этаже этого центра детской занятости, чтобы не оставлять их предоставленными самим себе в ожидании Анатолия. Отдельная, искренняя благодарность Марине за то, что не спешила вернуться на работу в такие дни — застань Анатолий меня одного рядом с его драгоценным сыном, боюсь, тот намного раньше стал бы свидетелем необузданного нрава своего родителя. И сцены его последующего усмирения, естественно.

Одним словом, прожил я тот год от среды к среде, и пролетел он так быстро, как будто эти среды друг за другом в жалкий месяц выстроились. Летом Дару с Игорем в лагерь отправили — и, вновь не премину заметить, опять без какого-либо присмотра, если не считать тех двух-трех раз в неделю, что я навещал их. В невидимости, разумеется, и в рабочие дни. За пределами городских ограничений скорости можно было дать машине показать ее скрытые возможности, и дорога занимала у меня от силы минут сорок. Главное было по возвращении цифру пробега вернуть в приемлемые дневные рамки.

Оставшиеся два летних месяца также прошли вовсе не так томительно, как можно было бы ожидать. Приближалось время отправлять Тошину дочь в детский сад, и, зная его пренебрежительное отношение к каким-либо договоренностям, я задумался, не решит ли он проведывать в обеденное время своего ребенка, лишив меня встреч с Дарой. Для пресечения подобных поползновений в зародыше мне всего лишь понадобилось превратить мое владение машиной в дневное время в непременное условие реализации проекта Стаса, планы которого Тоше не позволило бы нарушить чинопочитание — основа основ всей светлой структуры.

Само собой разумеется, что работа над этим проектом нейтрализации широкой сети человеческих мошенников не останавливалась ни на минуту. Тоша постоянно снабжал нас все новыми и новыми данными — временами у меня складывалось впечатление, что истинной его целью было загрузить меня до такой степени, чтобы у меня не оставалось ни сил, ни времени даже вспоминать о Даре. Но уровень моей квалификации вполне позволял мне ограничиваться до сих пор рекомендациями в отношении действий боевиков Стаса, подбором наиболее подходящих сотрудников из нашего подразделения и, в отдельных случаях, телефонными звонками утвержденным руководителем операции объектам.

Знание человеческой природы позволяло мне добиться невероятных результатов в результате простой, вежливой беседы, от имени группы заинтересованных лиц, в которой детально и скрупулезно анализировались аспекты деятельности объекта и в конце которой звучала просьба передать привет его родственникам. Поименно. Всю последующую работу по визуализации грядущих последствий выполнял за меня образ мышления подобных особей.

Теперь же я перешел к личным встречам с ними и получил возможность с уверенностью утверждать, что любые чудеса в сфере коммуникаций не идут ни в какое сравнение с душевной беседой лицом к лицу. Навещал я их исключительно на рабочем месте — для усиления впечатления — и исключительно в обеденное время — чтобы