– Нет. – Он выпустил мальчика, будто змею, и плюхнулся на ягодицы в пыльном проходе между палатками.
Мальчишка хватал ртом воздух – сухой отвратный звук, вызывающий боль. И Мрачный повторил громче, стараясь выразиться с нажимом:
– Нет!
Они покинули саванны в поисках лучших порядков. Когда убиваешь кого-то на родине, ты платишь его семье или сражаешься с тем, кто приходит мстить. Все просто… Но так было раньше, а теперь уже ничто не кажется простым. Что хорошего в том, чтобы прикончить этого дуралея? Что доброго выйдет из всего происходящего?
– Простите, – повторил мальчик, кашляя на весь белый свет и отползая на заднице подальше.
Мрачный, услышав это пустое слово, захотел забить его обратно в горло парня. Вскочив и подойдя к нему, Мрачный спросил:
– Думаешь, мне не накласть на твое «простите»? Ты убил моего деда! Я протащил его на себе всю дорогу сюда, уговорил помочь вам, вашим людям, и вот чем вы ему отплатили? Долбаным дохлячком? – Он поднял ногу, чтобы пнуть съежившегося мальчишку, но успел осадить себя и топнул. – Какого демона мне теперь делать? Оставить его здесь после всего, что он для меня совершил? Отпустить тебя после того, что ты с ним сделал?
– По… по… пожалуйста… – пролепетал мальчик.
– Я, мать твою, задал вопрос! – взвыл Мрачный, чувствуя, что из ушей вот-вот хлынет кипящий мозг. Пару раз в жизни он бывал зол до умопомрачения и всегда с печальным итогом, но таких демонов в нем еще не водилось. – Теперь мне больше некого спросить! Потому что ты его убил! Так как мне быть?
– Багровый или… непорочновский? – произнес мальчик, и Мрачный осознал, что излагал свою тираду на истинном языке, а этот мальчик, откуда бы ни пришел, уж точно явился не с Северо-Восточного Луча.
Ну и ладно, Мрачный умел ругаться и на других языках, хотя поиск нужных слов чуть умерил его гнев.
– Ты убил моего деда, – сказал он на непорочновском. – Ты убил его, потому что… потому что ты тупой гребаный придурок. Так что мне делать теперь? Как я могу тебя отпустить, когда ты с ним так обошелся? Как я смогу посмотреть в лицо ему и другим моим предкам, когда встану перед дверями Медового чертога Черной Старухи? Как?
– Пожалуйста… – вот и все, что сумел выдавить мальчишка.
Мрачный задумался: язык тому препятствием или парень просто туповат? Он оглянулся на распростертого в пыли дедушку, надеясь, что даже из мира смерти тот сможет передать какую-нибудь мудрость, но старик предлагал лишь аппетитную пищу мухам, жужжавшим у его окровавленного рта.
– Ладно, – сказал Мрачный, закрывая глаза и говоря себе, что он же знал: этот час придет…
Но предвидеть что-то и быть к этому готовым – не одно и то же. Он всегда воображал, что дедушка погибнет, спасая его или кого-нибудь более достойного; что старик пожертвует собой ради великой славы, напав на сотню врагов и заставив их дорого заплатить за одного Рогатого Волка, который даже не может стоять на ногах. С последним дыханием он похвалится, или отпустит шуточку, или, может быть, просто попрощается с внуком. Вот как было бы в сагах. А не так. Какая из этого может родиться песня? Только унылая и нескладная.
Загвоздка, однако, была в том, что сию секунду происходило нечто большее, чем то, что случилось с дедушкой. Гораздо большее. Это не было гребаной песней с драматическим финалом в виде дедушкиной смерти: войны не прекращаются из-за одного старика… Или прекращаются? Весь шум в долине стих, когда Мрачный навострил уши, и слабый запашок угля, смешанного со сладким рисом, долетел до его носа аккурат перед тем, как вместе с ветром по лагерю пронеслось серое облако дыма. Вытянув шею, он не сумел разглядеть никаких призрачных демонов, собравшихся над полем боя, – вообще не увидел долины. Чи Хён была где-то там, и дядя Марото тоже, и хотя причины желать им целости и сохранности разительно отличались – Мрачный желал изо всех сил.
– Ладно.
– Ллладно? – Паренек попытался встать, но слишком сильно дрожал.
– Да, ладно, – повторил Мрачный, выбравший путь сам, раз уж здесь не было никого, кто подал бы идею получше. – Дедушку видишь? Ты отнесешь его вон на тот холм, где выступ. Отнесешь на спине. Сделаешь ему постель из веток и травы. Положишь ногами к долине, головой к горе. Потом жди там, пока я не приду. Сделаешь все как сказано – не убью тебя.
Мальчишка торопливо закивал.
– А если ты этого не сделаешь, если я поднимусь на холм и не найду вас обоих там… – Мрачный собирался оставить угрозу незаконченной, но, поняв, что этот гребаный кусок дерьма слишком туп, чтобы хотя бы не убивать честных людей, добровольно вызвавшихся помочь его армии, договорил: – Тогда я тебя найду, где бы ты ни спрятался, и сделаю таким же мертвым, как дед. Только не быстро. И не легко. Ты будешь молить своих богов, чтобы я тебя прикончил. Усек?
Мальчишка закивал так, что чуть не сломал себе шею и не избавил Мрачного от забот.
– Тогда живи. – И поскольку нельзя помочь живым, присматривая за мертвым, Мрачный побежал вниз по лагерю, не тратя ни единого взгляда на паренька и плоть, изношенную его дедом.
Он старался не замечать, как легко и свободно себя чувствует, как быстро и ловко двигается без бремени на спине.
* * *
– Святое… святое, – произнесла Пурна, возбужденно таращась в колышущийся дым. Они развернулись навстречу очередному рычащему имперскому солдату для того лишь, чтобы увидеть, как его, завывающего, затягивает под землю вместе с большей частью густого облака. Марото надеялся, что это последний привет от его червяков, последняя пара картинок, но, очевидно, напрасно. – Что… что?
– Гребаные обжаленные, – сказал он, щурясь в мерзкую мглу и видя, что впереди нет ни единого человека – ни стоящего, ни лежащего замертво. После грохота эпической битвы сверхъестественная тишина в долине чуть не ревела в его здоровом ухе, как будто он поднес его к домику паука-отшельника. – Так что же случилось?
– Что? – опять повторила Пурна, надеясь на лучший ответ. – Что?..
Внутри у Марото все корчилось и коченело от этой картины: люди, живые и мертвые, попросту взяли и исчезли, как будто весь мир нажрался насекотиков. По обе стороны и позади них трупы по-прежнему валялись во множестве, а он из богатого опыта знал, что всегда лучше иметь дело с обычными мертвецами, чем с демонски загадочными. Отшвырнув один из своих потрепанных щитов и вытерев пот и грязь с лица, он произнес:
– Так или иначе, бой закончился. Давай двигать.
Бредя сквозь истончающиеся волны дыма, Марото продолжал высматривать друзей и среди заторможенно двигавшихся в дымке, и среди лежащих у них под ногами. Непосредственно перед тем, как отряд в толчее разделился, он видел, что Хассан получил опасный удар молотом в спину, но потом варвара поглотила неразбериха боя. Он не знал, что стало с Дин и Дигглби… Но кстати о демонах и восставших из мертвых – вот он, Дигглби: идет, шатаясь, сквозь дым!
