Зеленые глаза его обещанной много лет назад невесты заглянули ему в душу, но она тут же отвела взгляд.
– Я только…
– Что? – сердце Рауля снова тоскливо сжалось: не ошибся ли он, приняв ее объятье за любовь?
– Дай мне время помочь раненым, и я пойду за тобой куда угодно. Я обещала Паоло, что перевяжу его.
– Завидую я этому Паоло…
Рауль нежно провел по контуру ее подбородка пальцем, читая снова и снова в ее глазах нечто новое, чистое, спокойное.
– Куда угодно пойдешь? – уточнил он. – Даже ко мне домой?
Джованна улыбнулась.
– Туда, куда ты меня пустишь. Я пойду.
Он прижался к ее губам, жадно празднуя то, что она жива, что дышит, что обнимает его, отвечает ему…
– Я пускаю тебя в свою душу и сердце.
Когда она решила, что умрет, Джованна в отчаянии поняла, что жалеет, что избегала Рауля, что все те дни, последние свои дни, не была счастлива в его объятьях. И теперь усталость и покой разливались по телу, пока сердце заходилось от радости и счастья, она решила довериться ему.
Им пришлось расстаться: она с Андреа и Валентином отправилась в город переодеться и перевязывать раненых, а Рауль помогал вытаскивать людей из-под обломков.
Джованна думала, что сражения в тот день закончились, но ей пришлось столкнуться с упорством Делакруа. Пока женщины помогали перевязывать раненых, Джованна отобрала тех, кому потребуется зашивать порезы.
Но когда она посоветовала Делакруа вымыть руки прежде, чем лезть в рану другого пациента, француз внезапно заупрямился. Они сошлись в споре над бедным Паоло. Джованна не подпускала Делакруа, а он не давал ей зашить юноше рану.
– В чем смысл столь частого мытья рук? – не унимался Делакруа.
– Мой муж считал, что так же, как осколки железа или дерева вызывают в ране воспаление, его могут спровоцировать более мелкие частички грязи, земли, которые могут быть у нас на коже или под ногтями. Поэтому лучше вымыть руки по локоть после каждого пациента, это может снизить вероятность воспаления раны.
– Я не стану этого делать! Это… это ересь, мадам!
– Делакруа! Вам ничего не стоит вымыть руки и приступить к лечению, вы теряете время! Уступите! – попросил Паоло.
– Ни за что! Это вызов моим убеждениям, знаниям! Это черт знает что!
– Это вызов вашей гордыне! – внезапно в комнату вошел Рауль. – Вы просто не хотите даже попробовать. Между жизнью пациента и гордыней вы выбираете второе, я правильно понимаю?
Делакруа злобно развернулся и прошипел:
– Потакать капризам своей любовницы вы можете у себя дома, сударь, а здесь я…
Но тут Делакруа попятился, потому что Рауль побледнел и шагнул вперед, опасно положив руку на рукоять меча.
Джованна встала между ними.
– Это глупо драться из-за такой ерунды. Моя честь как-нибудь потерпит, а вот раненые – нет. Делакруа! Вымойте руки! Я начинаю оперировать без вас. Вы мне нужны, поэтому, пожалуйста, поспешите. После того, как мы окажем помощь, мы сможем решить остальные вопросы. Но не сейчас.
Рауль стоял и ждал, пока врач, сопя от возмущения, не вымоет руки, а потом вышел.
Джованна совершенно не оскорбилась. В конце концов, Делакруа прав, она – любовница Рауля. Пусть ничего между ними на острове не было, но всем и так все ясно: их взгляды говорили сами за себя.
Она зашивала раненых, помогала Делакруа вправлять суставы, и постепенно они даже сработались, только усталость становилась все тяжелее и тяжелее…
Рауль привез еды для всех в больницу и проследил, чтобы Джованна поела.
В обед она просто заснула, как будто провалилась в темноту, где даже не было сновидений. Сон был недолгим, утомление после него сделалась только сильнее.
– Идите домой, – настаивал Делакруа. – Я справлюсь.
Он успел понять, что Джованна хорошо обучена медицине, поэтому проникся к ней некоторым уважением, которое невозможно было завоевать, размахивая мечом или устраивая более удобное помещение для больных. К тому же она оказалась права и в том, что им нужно большое помещение: раненых было так много, что Андреа попросил уцелевших солдат развозить по домам тех, кто может вполне обойтись домашним уходом.
Джованна все-таки выстояла почти до вечера, пока Рауль не забрал ее и не вынес на руках из больницы, потому что она уже не могла идти.
– Упрямая моя, – ласково говорил он, пока нес до лошади. – Где ты берешь столько силы в таком хрупком теле?
– Отсюда, – ответила она, прижав ладонь к груди и сонно улыбаясь. – Из сердца.
Рауль отвез ее к себе. Он не хотел больше расставаться с Джованной. Пока она уступала, пока была готова говорить и договариваться, нужно было прояснить все, что осталось невысказанным между ними.
– Позволь мне, – сказал он, когда увидел, что она борется с завязками на плаще, потому что пальцы уже не слушаются от слабости, развязал их, а потом отнес ее в ванную.
– Что это? – Джованна уставилась на каменную купальню, выложенную мелкой плиткой. Над водой поднимался пар.
– Купальня, по примеру восточных стран.
Рауль быстро помог Джованне раздеться и распустил ее волосы. Она совершенно не стеснялась его, но на купальню смотрела с осторожностью. А он не мог не окинуть восхищенным взглядом ее наготу, прекрасную, совершенную, как у античной статуи. В полусвете ванной ее кожа переливалась, словно перламутр.
– Тебе понравится, – закатав рукава, он подхватил ее на руки и погрузил в воду.
– Как хорошо! – улыбнулась Джованна, закрывая глаза, отдаваясь полностью теплу воды, которое расслабляло ноющие мышцы. Ранки на руках чуть пощипывало.
Рауль взял мыло, окунул его в воду, затем взял руку Джованны и стал бережно намыливать кисть. Пальцы были в ссадинах от ударов мечей. Храбрая, отважная… По словам Катарины, она проявила невероятную выдержку и силу. Андреа насчитал в коридоре восемнадцать трупов. Паоло сказал, что сразил от силы пятерых.
Рауль поднялся до плеча и шеи, ласкал ее мерцающую под пеной кожу, думал о том, как после этого она латала раны солдат. Никогда ему не сделать для этих людей столько, сколько сделала Джованна в один день. И он видел, как Катарина изменилась, с какой любовью она складывала для него одежду для Джованны на завтра, а Валентин просто отвел его в сторону и попросил любить его сестру.
Любить ее…
Ладонь скользнула на грудь и живот Джованны. Она лежала с закрытыми глазами, слишком измотанная, чтобы сопротивляться или возражать.
Как не любить ее? В глазах стояли слезы. Он думал, что потерял ее сегодня. Но ему дали еще один шанс. И он его не упустит. Он любит ее, как никого никогда не любил на свете.