и бесконечного бреда... Душу щемила тоска, в груди свербело и ныло. Суждено ли ему выкарабкаться из этого зыбучего темного омута? Или его так и утянет на дно, опутает тиной и водорослями — и не видать ему больше ни Ани, ни своего будущего ребенка, ни родителей?.. Нет-нет, он не сдается, он готов и дальше сопротивляться, бороться, идти наперекор злой воле, забросившей его сюда... Но когда ты не имеешь ни малейшего представления, как противостоять окружающему тебя абсурду, а каждая новая попытка хоть что-то предпринять приводит лишь к тому, что всё становится еще хуже... Есть от чего в отчаянье прийти... Особенно сейчас, когда он остался один...
Эх, Леха, зря все-таки ты затеял судьбу перекраивать! Раньше было еще более-менее терпимо, хоть какие-то точки опоры нащупывались — а теперь вообще сплошной дурдом и тихий ужас. А ведь психика не может долго плавать в зыбкой и текучей среде: ей надо за что-то цепляться, нужен какой-то устойчивый каркас, а иначе и свихнуться недолго...
Вот и сейчас в мозгу вместо стройных мыслей растекается противная липкая жижа — перетекает из одной извилины в другую, а толку никакого. Только голова от нее тяжелее стала, и веки будто свинцом наливаются... Эй, эй, стоп!
Сергей расклеил глаза, порывисто встряхнулся. Ну вот, заснуть еще не хватало! Приходите, кто хотите, берите тепленьким!..
Прислушался. Всё так же тихо, словно и нет никого поблизости...
А может, и вправду нет? Вдруг он на самом деле уже переместился куда-нибудь? И теперь тут — ни двойников, ни палатки с рюкзаками, ни лодки... Ночь, кстати, совсем не холодная — как будто и не конец августа... И луна в небе — вон, сквозь листву проглядывает... Вчера почти полной была, а сегодня — только половина... Похоже, так оно и есть...
Старпом поежился. Перспектива оказаться не просто в одиночестве, но еще и без всяких средств к существованию напрягала не на шутку. Хорошо, хоть топор с собой прихватил. Рука пошарила по карманам, нащупала зажигалку. Ладно, не так уж плохо. Лишь бы досидеть до утра...
Сергей вытащил пейджер. Эх, а все-таки здорово, что теперь их два: один он в рюкзак упрятал от греха подальше, а другой (который «клонированный») при себе оставил. Экранчик показывает 27 августа, хотя на самом деле сегодня уже двадцать девятое. Время — 02:58. Черт, часа три еще мариноваться как минимум...
Он отключил прибор, рассеянно повертел его в руках. Внезапно шевельнулась непонятно чем порожденная мысль: а вдруг сейчас пейджер возьмет да запипикает? Мол, сообщение новое пришло. Старпому до жути ясно представилось, как он нажимает кнопку, а на зеленом табло — короткая фраза: «До рассвета не доживешь!» Или что-нибудь более поэтичное, но от этого не менее зловещее.
Его аж передернуло. Тьфу ты, что за дичь в голову лезет!.. Хотя, если вдуматься... Ведь пейджер-то ненастоящий — это очень ловкая имитация. Но тогда что мешает сымитировать и приход сообщения? Ей-богу, сам Сергей именно так бы и поступил, будь он тем злым разумом, что уже почти месяц мытарит несчастных заблудших туристов. А этот отчего-то не догадался. Минус ему в характеристику...
А время тянулось невыносимо медленно. Сергей то вяло следил за обрывками мыслей, которые сами собой приплывали и уплывали, то впадал в оцепенение, и тогда в голове и во всем теле образовывалась гулкая пустота; иной раз его словно бы подхватывало воздушным течением и начинало куда-то медленно увлекать, окутывая ватной пеленой, но затем он как будто наталкивался на препятствие — и вздрагивал, понимая, что клюет носом, досадливо тряс головой, кусал себя за палец, и боль заставляла блуждающее сознание возвращаться к реальности...
Так происходило раз за разом, и эти повторяемые действия даже начали подчиняться некоему определенному ритму — медленному, но четкому и размеренному... И на каком-то этапе Сергею уже стало казаться, что он сам задает этот ритм, словно дирижер. Неспешно течет приятная, певучая мелодия, в которую постепенно вливаются новые инструменты и голоса. Вот вступила скрипка — мягко, легко, словно серебряная паутинка, звенящая на летнем ветерке... И душа у Сергея радостно отозвалась на эти нежные и такие знакомые звуки — запела, заликовала, возносясь в заоблачную высь. Ведь так играть может только Аня!
Да, верно! Вот она, его девочка-молдаваночка: в белоснежном платье, с белыми цветами в высокой свадебной прическе, стоит перед гостями, словно сказочная фея, и с непринужденной грацией водит смычком по струнам — а скрипка так и поет, так и трепещет, и волшебная мелодия разливается по залу.
Сергей спохватился: что же это он? Надо ведь подыграть своей фее-скрипачке! И вот уже в руках у него гитара. Плавно взял первый аккорд — и понесся вслед за скрипкой, словно бы обнимая ее, сплетаясь и сливаясь с ней в единую гармонию, творя в этом слиянии новый и прекрасный мир...
Но что это?.. В безупречное звучание вдруг вторгся диссонансом какой-то посторонний звук — грубо, бесцеремонно, резко. От неожиданности Сергей сбился с ритма и сам выдал фальшивую ноту. Возмущенный, оглянулся назад — и увидел Леху, который с беспечной улыбкой подвыпившего гостя пытался что-то исполнить на синтезаторе, очевидно, всерьез полагая, что вносит неповторимый колорит в звучащую композицию.
— Леший, твою налево! — сам собой вырвался из горла гневный крик. — Делать нечего?!
Леха изобразил на лице искреннее недоумение.
— Ты чего, Серый? — вопросил он с невинным видом, и голос его почему-то прозвучал как будто совсем рядом. — Кошмарики мучают?
Сергей зажмурился, а когда попытался вновь раскрыть глаза, у него это не сразу получилось: веки будто склеились. Сквозь узкие щелочки он увидел над собой в полумраке... что это, крыша палатки? Повернул голову — и дернулся, как от электрического разряда: рядом, приподнявшись на локте, смотрел на него со странной ухмылкой Леха. Из-за его плеча выглядывала Юлька.
Старпом рывком уселся, не понимая, что происходит, и пытаясь продрать глаза, чтобы нормально осмотреться. Веки по-прежнему отказывались повиноваться. Черт, уже несколько дней с ним такого не было — с тех пор как последнюю линзу потерял. Что за странный рецидив?..
Но размышлять об этом было некогда — Сергей чуть ли не вслепую рванул на выход. Прочь, подальше от этих самозванцев, так ловко прикидывающихся другом и сестрой!..
Выскочил из палатки и, борясь с резью в глазах, заозирался по сторонам.
Стояло раннее утро. Пахло влажной лесной свежестью и смолой. С одной стороны лагерь обступила целая поросль молоденьких сосенок, которые, словно любопытная детвора, столпились поглазеть на
