Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 163
У стен красной кирпичной тюрьмы демонстранты уже настроились на еще один день плакатов, маршей и воплей о справедливости – но двое итальянских анархистов все равно их не слышат внутри. Торговец рыбой и сапожник, настоящие искатели американской мечты, смотрят в глаза судьбе на судейском престоле, а электрический стул тем временем уже тикает.
Леди в гавани подымает повыше свой факел.
Золотая Гора мерцает в утреннем тумане, обнимающем калифорнийский берег – и правда, красивый мираж.
Атомы вибрируют, всегда на пороге нового сдвига.
Сдвиг – и электроны отклоняются в сторону новой волны или частицы.
Сдвиг – и действие требует противодействия.
Сдвиг – и регистр пишущей машинки превращает «я» в Я, а бога – в Бога.
Сдвиг – и дикая тварь получает отстоящий большой палец; а где большой палец, там и до оружия рукой подать.
Сдвиг – и правое становится неправым, а неправое всегда можно оправдать.
Но все это пока в перспективе.
Тем временем украдкой наступают сумерки.
Намолившись, верующие валятся изможденной кучей. Рубашка проповедника стала прозрачной от пота. Вступают цикады и затягивают хором гимн. Придавленные ветром и грузом неотвеченных молитв, деревья низко клонят ветки, расчесывая усталые от веры головы пальцами новой надежды.
В другой части города, что граничит с хлопковыми полями, три крошечные девчушки спят щека к щеке в колыбельке на задах хижины издольщика, пока ватага ржавых развалюх крадется к ним по дорогам с выключенными фарами. Джентльмены в белых балахонах высыпаются из грузовиков и вламываются в дом с канистрами керосину наперевес, воздевая знак собственного креста. Отцов и братьев, дядьев и кузенов выволакивают из комнат, тащат вниз по ступеням; женщины, конечно, кричат: о милосердии, о надежде – все тщетно. Вон уже налаживают веревки, льют керосин… Спичка чиркает о крест, воспламеняя ночь, – ложный свет во тьме – и крики превращаются в вой, в плач.
На национальных радиоволнах дама-проповедница взывает к одиноким сердцам:
– А ты уже омылся в крови агнца?
В шатре на зимней ярмарке улыбающиеся медсестры задают вопросы и записывают ответы добровольно вызвавшихся семейств – они сами пришли, никто их не гнал. Проявлялись ли у вас когда-нибудь особые способности, спрашивают они? Не видали ли вы когда-нибудь во сне забавного серого человека в шляпе-цилиндре? Не желаете ли сдать простой анализ крови? Нет, это совсем не больно – один маленький укольчик, я обещаю. Потом, после всей крови и слез, они перевязывают крошечные детские раны и вручают гордым родителям бронзовую медаль: да, происхождение самое что ни на есть правильное! Будет чем попетушиться перед соседями.
Еще один хвастливый урожай в стране всеобщего изобилия.
Пыльная дорога змеится через сонные поля – летом золотые волны здесь так и катаются. Старый дом присел на корточки рядом с видавшим виды амбаром и одиноким, на редкость корявым деревом. Трактор и плуг прохлаждаются рядом. Час уже поздний, однако почтовая колымага упорно тарахтит по ухабистой, распухшей от грязи дороге. Почтальон останавливается рядом с ящиком, роется у себя в сумке, выуживает письмо. Сверив еще раз для верности адрес – дом 144 – он пихает его в ящик, захлопывает дверку и опускает маленький жестяной флажок.
Ночь нисходит на белые штакетные заборы и красные сараи, на рекламу крема после бритья и компании «Марлоу Индастриз», заверяющие осовелого к ночи прохожего, что все в этом мире именно так, как должно быть. На искателей, борцов, мечтателей всевозможного толка и рода – на неутомимых провозвестников неуемного, исполнительного американского духа. И на ничем не примечательный седан людей-теней, конечно, тоже – вон он, барахтается в складках ночи, уже раскинувшей свое покрывало забвения по всей стране, погружая ее в сон.
За всем этим наблюдают призраки. Они тоскуют и помнят; некоторые помнят и сожалеют – но все равно помнят, все они. Они были бы рады поведать гражданам настоящего тайны прошлого – все, что сами знают о секретах, об ошибках, о любви и желании, о надежде и выборе, о том, что важно, а что нет…
Они рады были бы предупредить их о сером человеке в шляпе-цилиндре, о Вороньем Короле.
Потому что на самом деле не все призраки помнят, а граждан не мешало бы предостеречь.
Один из людей-теней прошел по гулкому коридору и остановился перед толстой стальной дверью. На двери был знак блистающего глаза, исторгающего единственную слезу-молнию. Он поправил галстук, отпер дверь и вошел. Комната была совсем простая, прямо-таки примитивная, если говорить об удобствах: узкая койка. Тумбочка. Унитаз. Раковина. Единственный источник света – какая-то штуковина на потолке, которую ежевечерне выключал один человек за пультом, а включал ежеутренне уже совсем другой. Правую часть камеры украшали простой деревянный стол и такое большое мягкое кресло – его во всякой американской гостиной найдешь. Кстати, это был единственный признак комфорта во всей комнате, промозглой и неуютной. Неудивительно, что именно в нем сидела женщина. Глаза ее были закрыты. Росту она была среднего, но слишком худая. Этот недостаток вещественности и саму ее превращал почти что в призрака.
Сегодняшний ужин красовался нетронутым на столе.
– М-м-м, стейк Солсбери – мой любимый, – сообщил человек, фамилия которого была не то Гамильтон, не то Вашингтон – а, может, и вовсе Мэдисон.
Женщина не ответила.
– Картофельное пюре, горошек и морковка – прелесть что такое.
Он запустил вилку в картошку и поводил ею у женщины перед носом.
– Ну, открой же пошире ротик.
Женщина не шелохнулась. Мужчина бросил вилку обратно на поднос.
– Видишь ли, Мириам, если ты не станешь есть, мы будем вынуждены кормить тебя насильно. А ты же помнишь, как это неприятно, правда?
Мускул на челюсти у женщины дрогнул, подтверждая, что она действительно не забыла.
– И что, ни единой улыбки для меня не найдется?
Выражение ее лица не изменилось.
– Неужели ты не хочешь снова увидеть свою семью?
– У меня нет семьи, – едва слышно прошептала она.
– Тебе только-то и нужно, что отыскать остальных и сообщить нам их имена. Ну, скажи, где они?
Человек прошелся по комнате, явно привычный к ее географии. Он провел пальцем по столу, изучил пыль на нем и вытер о брюки.
– А ведь ты еще и по лесу сможешь прогуляться. Тебе же хочется, правда? Воздуха свежего глотнуть? Напоминает березовые рощи в Подмосковье… И домом пахнет, да?
– Мой дом – здесь, – прошелестел перышком ответ.
– Ну, тогда вообще никаких проблем, – человек положил ей руку на плечо, и она дернулась. – Скажи нам, где пророки, Мириам? Где наши цыплятки – им давно уже пора домой, на насест.
– Я не знаю. Я ничего не вижу.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 163
