В Нью-Йорке и впрямь было жарко. Солнце безжалостно выжигало похожие на ущелья улицы, отражаясь от раскаленных тротуаров, и Лиза чувствовала себя так, словно оказалась в бане. Они с Басби гуляли по Центральному парку, заходя в маленькие ресторанчики, где он чуть ли не силой заставил ее впервые за много месяцев как следует поесть. Они потратили целое состояние в «Мейсиз»[113]на дурацкие, экстравагантные и бесполезные подарки для всех, кого смогли вспомнить, а по вечерам ходили в театр — не на дорогие спектакли, а на любительские постановки.
— Я никогда не упускаю возможности найти новые таланты, — заявил Басби.
Его бородка и волосы уже полностью поседели, а стекла в очках стали толще, но в остальном он оставался все тем же полным энтузиазма Басби, с которым так приятно и весело быть рядом. Теперь у него появился новый враг, президент Рональд Рейган, на которого он постоянно жаловался.
— Ты не поверишь, когда узнаешь, что этот человек делает со страной, Лиза! — стенал Басби. — Пособия урезаны, и семьи вынуждены жить в автомобилях или на улице.
— Почему же не поверю? — ответила она. — Я никогда не предполагала, что увижу детей, спящих на улицах Лондона. Увы. Сейчас, похоже, все думают только о себе.
Басби ласково накрыл ее руку своей.
— Мы с тобой никогда не расходились во мнениях.
Они спали в одной кровати, и он обнимал ее, но и только. И лишь в последнюю ночь Басби поцеловал опухоль на ее груди.
— Ты любовь всей моей жизни, и знаешь об этом, — негромко начал он. — Когда ты разведешься, быть может, нам стоит…
Лиза прижала палец к его губам.
— Нет, Басби, слишком поздно.
— Никогда не бывает слишком поздно, — запротестовал он. — Мы можем провести остаток дней вместе.
На мгновение это предложение показалось Лизе соблазнительным. Басби был таким славным и надежным. Он любил ее всю жизнь. Для нее больше не имело значения то, что он был Базом, молоденьким американским солдатом, много лет назад приехавшим вместе с ней в Саутпорт — теперь Лиза редко вспоминала тот эпизод своей жизни, — но было бы неправильно вернуться к нему спустя столько времени.
В аэропорту, провожая ее, Басби сказал:
— Пообещай мне, что пойдешь к врачу сразу же, как только вернешься.
— Обещаю.
Домой Лиза вернулась в приподнятом настроении. Несколько раз она даже снимала трубку, чтобы позвонить своему врачу — в конце концов, она дала слово Басби, — но тут же бросала ее. Она боялась. Через несколько дней у нее случился приступ жесточайшей депрессии. А что, если опухоль была злокачественной и теперь увеличилась и растет, проникая все глубже в тело, подобно темным и грязным корням дерева? Заниматься самолечением не имело смысла. Миссис Мэйсон была права: если она и дальше будет питаться травой, то превратится в ничто.
Итак, у нее не осталось выбора. Лиза сняла трубку и набрала номер врача.
Маргарет Эшли была роскошной брюнеткой. Она больше походила на фотомодель, чем на медицинского работника.
— Сколько это продолжается? — спросила она, осмотрев грудь Лизы.
— Почти год.
Лиза ожидала услышать суровую лекцию о безответственности и глупости. Но вместо этого Маргарет с сочувствием произнесла:
— Полагаю, вы были слишком напуганы, чтобы прийти ко мне?
— Вы, наверное, считаете меня глупой.
— Даже если и так, вы в этом не одиноки. Все мы хотим иметь здоровые, а не изуродованные тела, хотя в наше время косметические хирурги творят чудеса. Как бы там ни было, будем надеяться, что столь радикальные меры не понадобятся.
И врач попросила Лизу прийти на следующий день, чтобы сделать биопсию.
В ту ночь Лиза вдруг подумала: «Если все серьезно, если я должна буду умереть, тогда Тони унаследует мои деньги».
Она тут же выписала полдюжины чеков на шестизначные суммы для нескольких благотворительных организаций и составила завещание, согласно которому все ее состояние переходило к ее братьям и сестрам. Потом Лиза обратилась к соседям с просьбой засвидетельствовать его.
Когда Лиза попросила Флоренс Дэйл поставить вторую подпись, та с тревогой взглянула на нее.
— Для чего все это нужно?
Лиза попыталась беззаботно рассмеяться.
— Я просто решила привести свои дела в порядок, только и всего.
— Несколько неожиданно, вы не находите? Что-то случилось?
Лиза старательно избегала смотреть в глаза пожилой леди.
— Ничего серьезного. Завтра у меня обследование, вот и все.
Подхватив на руки Омара, она поцеловала его. Кот, хотя и вырос, по-прежнему оставался игривым и моментально принялся трогать лапкой ее жемчужное ожерелье.
— Омар, ты ведешь себя, как несмышленое создание, хотя тебе уже давно пора стать взрослым.
Флоренс попросила:
— Вы скажете мне, как у вас дела, хорошо?
— Я узнаю результаты не сразу, но сообщу вам о них, обещаю.
* * *
Доброкачественная!
Когда несколько дней спустя Маргарет Эшли сообщила ей об этом, Лиза лишилась чувств.
Миссис Мэйсон сказала:
— Я не ждала вас на эти выходные, поэтому и не приготовила салатов и прочей травы.
— А мне все равно, — пропела Лиза. — Дайте мне телячью отбивную с картофелем, двойную порцию йоркширского пудинга и побольше вашей густой и комковатой подливы.
— Моя подлива никогда не была комковатой! — с негодованием ответила миссис Мэйсон. Она вопросительно взглянула на Лизу. — Вы чувствуете себя лучше, не так ли? Не то чтобы вы выглядели больной, но вели себя так, словно жить вам осталось недолго. Я знала, я чувствовала, что что-то не так.
— Так оно и было, — с ликованием в голосе откликнулась Лиза. — Но теперь все это в прошлом.
Она бежала в тумане, окутывавшем холмы и долины, и чувствовала себя счастливой, как никогда. Ее буквально распирало от восторга, от ощущения вновь обретенной свободы. Лиза громко рассмеялась, но звук тут же растаял в густой дымке, обступившей ее со всех сторон. Он казался нереальным, этот туман, но обнимал и защищал ее, словно занавес. Было сыро и холодно, но Лизе казалось, что она бежит по раю.
И вдруг, когда она взбежала на вершину холма, словно по мановению волшебной палочки туман рассеялся, выглянуло солнце и перед ней на многие мили раскинулся знакомый ландшафт. От представшего ее взору великолепия у Лизы захватило дух. С ее глаз будто спала пелена, и она любовалась окружающим миром так, словно не видела его прежде. Трава еще никогда не была такой ярко-зеленой, а поля никогда не переливались всеми оттенками коричневого, местами переходившего в пурпурные тона. Деревья стояли голые, их ветви перекрещивались в сложных узорах на фоне серо-голубого неба, а крыши немногочисленных коттеджей сверкали серебром в лучах непривычно яркого солнца. Еще никогда Лиза не чувствовала себя такой полной жизни и сил.
