— Значит, вы не согласны с официальным осуждением римской церковью еретических теорий Коперника и Галилея?
— Да, потому что церковь явно ошиблась. Но из этого не вытекает, что я расхожусь с нею в других вопросах. И я, конечно, предпочел бы довериться ей, ее опыту, касающемуся изгнания злых духов и колдовства, чем держать ответ перед судом, который погряз в софистике. ***
Председатель театральным жестом развел руками, призывая всех в свидетели, что он бессилен урезонить этого непокорного подсудимого.
Потом, посовещавшись с заседателями, он объявил, что допрос подсудимого закончен и сейчас будут допрошены несколько свидетелей обвинения.
Он подал знак двум швейцарцам, те вышли, и сразу же за небольшой дверью, через которую входили судьи, послышался шум.
В зал суда впустили двух монахов в белых сутанах, за ними четырех монахинь и, наконец, двух францисканцев в коричневых сутанах.
Вошедшие встали в ряд перед судейским столом.
Председатель Массно поднялся.
— Господа, мы переходим к наиболее щекотливой части процесса. Призванные королем, защитником церкви, вести процесс по делу о колдовстве, мы должны были найти свидетельства, которые в соответствии с положениями, утвержденными римской церковью, привели бы бесспорные доказательства того, что господин Пейрак вступил в сделку с дьяволом. Опираясь в основном на третий параграф положения, который гласит…
Массно склонился к столу и принялся читать:
— …который гласит, что лицо, вступившее в сделку с дьяволом, именуемое обычно «истинно бесноватым», обладает «сверхъестественной силой тела и властью над духом и телом других людей», мы отметили следующие факты…
Хотя в большом зале было очень холодно, Массно незаметно вытер пот со лба и потом, слегка запинаясь, продолжал чтение:
— …До нас дошли жалобы настоятельницы Сен-Леандрского женского монастыря в Оверньи. Она заявила, что одна из послушниц, которая не гак давно поступила в их монастырь и вначале вела себя примерно, вдруг стала проявлять признаки одержимости дьяволом, и она обвиняет в этом графа де Пейрака. Она призналась, что некогда он вовлек ее в распутство и что в монастырь ее привело желание искупить свои грехи. Но и в этих святых стенах она не обрела покоя, потому что этот человек продолжал ее искушать на расстоянии и, несомненно, приворожил ее. Вскоре она передала в капитул букет роз, который, по ее словам, бросил ей через монастырскую стену какой-то незнакомец, похожий на графа де Пейрака, но в действительности это был демон, так как достоверно известно, что сей дворянин находился в это время в Тулузе. Букет сразу же вызвал среди монахинь странные явления. Они впадали в состояние крайнего исступления, поведение их было непристойно. Придя в себя, они говорили о хромом дьяволе, одно появление которого доставляло им неописуемую радость и разжигало в их телах всепожирающую страсть. А послушница, положившая начало всем этим беспорядкам, естественно, почти не выходила из состояния безумия. В конце концов, встревоженная настоятельница Сен-Леандрского монастыря обратилась за помощью к церковным властям, поскольку именно в это время началось следствие по делу господина Пейрака, и кардинал-архиепископ Парижский передал эти документы мне. Сейчас мы выслушаем монахинь этого монастыря.
Перегнувшись через кафедру, Массно почтительно обратился к одному из склоненных чепцов.
— Сестра Кармен де Мерекур, узнаете ли вы в этом человеке того, кто на расстоянии преследует вас и кто бросил вам «призыв дьявольский и нелепый» поддаться его ворожбе?
— Я узнаю истинного и единственного моего властелина, — красивым контральто воскликнула монахиня.
Потрясенная Анжелика увидела под строгой вуалью чувственное, разрумянившееся лицо красавицы испанки.
Массно прочистил горло и, с явным трудом выговаривая слова, спросил:
— Но разве, сестра моя, вы ушли в монастырь не для того, чтобы целиком посвятить себя господу богу?
— Я хотела бежать от моего погубителя. Но тщетно. Он преследует меня даже во время богослужения.
— А вы, сестра Луиза де Ренфон, узнаете ли вы того, кто являлся вам во время безумных видений, жертвой которых вы стали?
Молодой дрожащий голос тихо ответил:
— Да, мне… мне кажется. Но только у того были рога…
По залу прокатился взрыв смеха, а какой-то клерк крикнул:
— Ну и что, возможно, ему насадили их, пока он сидел в Бастилии.
Анжелика вспыхнула от гнева и унижения. Ее спутница сжала ей локоть, напоминая, что она должна сохранять хладнокровие, и Анжелика взяла себя в руки.
Массно обратился к настоятельнице монастыря.
— Я знаю, это разбирательство весьма тягостно для вас, сестра моя, но я вынужден просить вас повторить свои показания перед судом!
Пожилая монахиня, которая отнюдь не казалась взволнованной, но, скорее, негодующей, не заставила себя долго просить и твердым голосом заявила:
— В последние месяцы в монастыре, настоятельницей которого я являюсь уже тридцать лет, происходят просто позорные вещи. Нужно пожить в святой обители, господа, чтобы понять, на какие чудовищные козни способен дьявол, когда он через посредство колдуна может показать свою силу. Не скрою, мне тягостно выполнять этот мой долг и мучительно в присутствии мирского суда излагать столь оскорбительные для церкви факты, но его преосвященство кардинал-архиепископ приказал мне сделать это. Однако я прошу, чтобы судьи выслушали меня без посторонних свидетелей.
К великому удовлетворению аббатисы и разочарованию публики, председатель согласился на ее просьбу.
Судебные заседатели, а за ними и настоятельница с монахинями удалились в заднюю комнату, где обычно располагалась канцелярия суда.
И только Карменсита, которую охраняли четыре монаха, приведшие ее, и два швейцарских гвардейца, осталась в зале.
Теперь Анжелика рассмотрела свою бывшую соперницу. Испанка нисколько не утратила былой красоты. Даже, пожалуй, наоборот, в заточении ее лицо стало будто тоньше, а ее огромные черные глаза горели каким-то восторженным огнем.
Публика, казалось, тоже пожирала глазами околдованную красавицу.
Анжелика услышала насмешливый голос мэтра Галлемана:
— Черт возьми, этот Великий хромой вырастает в моих глазах!
Анжелика заметила, что ее муж не удостоил даже взглядом весь этот спектакль. Сейчас, когда суд удалился, он, видимо, решил отдохнуть и, превозмогая боль, попытался сесть на позорную скамью, скамью подсудимых. Ему удалось это с трудом, и лицо его исказилось от боли. Он долго стоял, опираясь на палки, и теперь, после пытки иглой, которой его подвергли в Бастилии, это вконец измучило его.
Анжелика почувствовала такую тяжесть в груди, словно сердце ее превратилось в камень.
Пока Жоффрей держался с необыкновенным мужеством.
