Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 177
«Не веришь? Да я, если хочешь знать, сам их расстреливал!»
Серов — человек очень непростой. По словам того же следователя Яблокова, Шелепин и Семичастный рассказали ему, что
«…Серов и Хрущёв очень тесно сотрудничали на Украине, в том числе в 1939–1940 гг. За Серовым прочно укрепилась слава „палача“ и правой руки Хрущёва (их объединяли и родственные связи: они были свояками)».
Более того, Александр Яковлев в мемуарах утверждал, что в «пакете № 1» была ещё какая-то «записка Серова», которой теперь нигде нет…
Так что эта провокация действительно могла прийти из хрущёвского времени. Но в чём её смысл? Зачем изготавливать совершенно секретный документ в одном экземпляре, который всё равно никому не покажешь — и ничего по нему не предпринимать?
Возможно, найти ответ нам помогут два средние абзаца документа, те самые, неуклюжие и кажущиеся чужеродными среди «чекистского» текста. Но они не только чужеродные, а ещё и абсурдные, как по форме, так и по смыслу. Первые три фразы:
«Для Советских органов… со всеми нежелательными для нашего государства последствиями…»
— достаточное обоснование необходимости уничтожения дел. С какого перепугу автор записки вдруг начинает рассказывать Хрущёву о «комиссии Бурденко», о которой в Советском Союзе знал каждый пионер? Это в газетном материале требуется излагать фактуру, потому что всегда найдутся читатели, которые её не знают — а здесь зачем? Неужели генсек не слышал о «комиссии Бурденко»?
А уж сказать, что
«…выводы комиссии прочно укрепились в международном общественном мнении…»
— вообще полный бред. Ещё совсем недавно «парни Мэддена» возложили вину за катынский расстрел на СССР, а в 1956 году, после речи на XX съезде, группа американских парламентариев открыто призвала Хрущёва покаяться за Катынь… Пассаж об «общественном мнении» мог быть напечатан в газете — но не в совершенно секретном письме, где принято было всё же писать правду.
Зачем нужно в этом тексте изложение общеизвестных вещей, а также пропагандистская ложь? Предполагаемый ответ прост и очевиден. Нелепые сущности в газетном стиле плодят… для газет! Как внутренний документ письмо абсурдно, но если оно предназначалось для опубликования, всё становится на свои места. Опубликовать в то время его могли только на Западе, в первую очередь в Америке. Общее же место западных публикаций о Катыни — «русские уверены, что они заморочили всему миру голову своей фальшивой комиссией Бурденко», а стало быть, этот тезис должен быть подтверждён. Равно как и чудовищная лживость и цинизм большевистского правительства.
Помните свидетельство о разговоре Хрущёва и Гомулки? А теперь представьте себе очень простую вещь: Гомулка соглашается, и после совместного выступления Хрущёв передаёт ему «улику» — письмо Шелепина. Которое, во-первых, снимает все вопросы относительно доказательств — нет их, уничтожены КГБ, едва кровавые чекисты почувствовали опасность того, что их злодеяния выйдут наружу. А во-вторых, как материалы XX съезда в кратчайший срок попали через Польшу в Соединённые Штаты, так и это письмо мгновенно окажется в американских газетах, нанеся памяти о Сталине ещё один удар чудовищной силы. Хорошая акция, удобно вписывается в процесс «десталинизации» между XX и XXII съездами. Ну и заодно компрометирует всё ещё авторитетных противников Хрущёва — пытавшихся его скинуть Молотова и Кагановича.
Возможно, задумывалась эта провокация давно, да всё случая не было, и потому понадобилось два документа: пока председателем КГБ являлся Серов — «письмо Серова», ну а потом — «письмо Шелепина», что было куда выгоднее. Всё-таки Серов — персона достаточно известная и одиозная, а Шелепин, человек в органах новый, куда больше подходил на роль «варяга, поражённого мерзостью КГБ». Разоблачение не состоялось, и верный человек убрал письмо в сейф до лучших времён, а потом, уходя, потихоньку спихнул в архив. Там оно и долежало до 90-х годов, пока о нём не вспомнили в связи с новым всплеском катынской темы…
Впрочем, письмо это ни в коей мере не свидетельствует о том, что поляков на самом деле расстрелял НКВД. Такая же фальшивка, как и остальные, только более ранняя…
Как видим, документы из пресловутого «пакета № 1» не то что свидетельствуют, а вопиют о том, что вожделённый скелет сделан из пластмассы, причём белой и глянцевой, как зубы голливудских кинозвёзд. Конечно, есть люди, которые вопреки всему верят в их подлинность (а чаще призывают других в неё поверить): мол, следует исходить в таких делах из презумпции порядочности. В наших архивах просто не могут содержаться фальшивки! Но… как мы уже говорили, в вопросы веры мы не вмешиваемся. Верить во что угодно — хоть в сон, хоть в чох, хоть в вороний грай, хоть в катынский пакет — конституционное право любого гражданина Российской Федерации.
P.S. В предыдущей главе рассказывалось о расследовании Главной военной прокуратуры СССР, а потом РФ, и о так называемом «экспертном заключении» на её основе. Мы ещё предлагали обратить внимание на число жертв — 21 827 человек, из них 14 522 расстрелянных в лагерях и 7305 — в тюрьмах. Как видим, оно с точностью до 30 человек совпадает с названным в «записке Шелепина» — 21 857, 14 552 и 7305 соответственно, что является уже положительным моментом, поскольку обычные численные расхождения в «катынских» документах — сотни и тысячи. Но если эксперты ГВП основывались в своих подсчётах на «записке Шелепина» — то почему не совпадает полностью? А если они нашли какие-то новые данные — то почему о них нигде даже не упомянуто? Или, по привычке к несовпадениям в текущих документах, кинули три десятка «на просчёт»? Но здесь-то какой может быть «просчёт»?
Глава 20
По ком звонит колокол?
Итак, «обвинительное заключение» написано — хоть и коряво, да кому проверять-то надо? Поставлена и подпись — официальное признание советского правительства, сделанное ещё в 1990 году и время от времени подтверждающееся правительством российским. Осталось пришлёпнуть печать, чтобы исторический факт стал незыблемым.
Такой печатью и стали три «катынские» мемориала.
Против того, что в Козьих Горах, что-либо иметь невозможно. Там действительно лежат как минимум четыре тысячи польских офицеров, убитых немцами поперёк всех воинских законов и международных конвенций. Этот колокол, кстати, звонит ещё и по полумиллиону уничтоженных гитлеровцами смолян[190].
С остальными двумя всё не так однозначно.
Итак, военнопленные из трёх «польских» лагерей были отправлены в три разных адреса и, по официальной версии, расстреляны. Места их захоронений стали известны лишь двадцать лет назад, в мутное время «перестройки», так что бесспорными считаться не могут. Это село Медное под Калинином, Пятихатки под Харьковом и вроде бы Быковня возле Киева. Последняя, правда, — уже откровенное явление пропаганды. Какие-то массовые захоронения там имеются, в 90-е годы их привычно отнесли к следам «тридцать седьмого года», а кто в них лежит на самом деле — «жертвы НКВД» или расстрелянные немцами советские граждане — толком не разбирались. Тогдашним «десталинизаторам» дай только волю — они и Бабий Яр припишут НКВД. (Кстати, мелькали в прессе попытки назвать и его местом расстрела польских офицеров…)
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 177
