– Не спеши, – сказал Александр Юрьевич с похвальным стоицизмом, в то время как проснувшийся в нем прежний Шурец начал жарко нашептывать все с той же игрой слов: «А почему бы и нет, в конце-то (вот именно!) концов. У тебя тыщу лет не было никаких приключений! Ты что же, совсем скис? Старость пришла, да? Эх ты! Смотри – молода, красива! Ну так тряхни стариной, трахни! («Тряхни» и «трахни» – автоматически зафиксировал это словосочетание профессиональный литератор.) Ну так трахни ее, если она просит! Может, в последний раз такое. Ведь не влюбляться же! А потом домой и забыть, будто и не было ничего».
Хотя, с другой стороны, Виолетта ему ведь рассказала о вреде случайных связей с ведьмами, – снова вспомнил уже начавший было терять голову Шурец и еще раз попытался включить силу воли и смело пресечь коварные происки Эроса. Трудно, потому что ее рука оставалась пока в опасной близости от слабого места Шурца, от его, так сказать, ахиллесовой пяты.
– А что по поводу первого пункта? – вернул он Виолу в область теории. Затем, вероятно, чтобы выиграть время и привлечь внутренние резервы для обороны.
– Какого? – Она уже забыла, о чем речь.
Внимание ее было занято чувственными манипуляциями руки, вошедшей в контакт с нервными рецепторами Сашиного организма. Виола была сосредоточена на эффекте вибрации своих легких перстов, которые должны были умело возбудить – да что там греха таить – и возбуждали упирающуюся телезвезду. Другая, меньшая часть внимания, всё-таки уделялась дороге: в темноте можно было, увлекшись, и в кювет залететь…
– Ты говорила, – напомнил он, – что я подумал: «А почему бы и нет».
– А-а, так это вообще нечего обсуждать. Ты ведь подумал? Честно, подумал так?
– Подумал, – с требуемой честностью признался Александр Юрьевич.
– Ну так за чем же дело стало? А? Александр Юрьевич, смелее надо быть! Вам конкретно предлагается экспресс-секс в кустах с красивой молодой женщиной. Без последствий. А вы прям как девушка, ей-богу!
– Ну бог-то тут ни при чем, особенно в вашем случае, – все пытался увести от темы Александр Юрьевич.
– Это точно. Ведьмам о боге лучше молчать, – усмехнулась Виола. Трепет ее пальцев на слабеющей ноге поэта становился все настойчивее, и отвлечь ее от намеченной цели казалось невозможным. – Ну так как же, Саша? Ты созрел? Останавливаем машину?
– А комары? – Этот наивный всхлип агонизирующего сопротивления поэта со всей очевидностью показал, что он сдается и переходит уже к технической стороне вопроса, к условиям капитуляции.
Вопрос, естественно, очень рассмешил искусительницу. Ее, прямо скажем, сатанинский хохот раздался в салоне автомобиля. Победитель топтал знамена побежденного.
– Какие комары, Сашенька! Разве это препятствие для настоящего мужчины?..
– А земля сырая? – Коченеющий труп Сашиной принципиальности представлял собой картину жалкую и ничтожную.
– Не беспокойся. У меня и плед есть. Даже два. Но мы можем и в машине. Сиденья откидываются. Надо только свернуть куда-нибудь с шоссе, – деловито рассуждала она, пристально вглядываясь в дорогу в поисках поворота. Она уже перенесла свою волнующую руку на руль, решив, что дело сделано и теперь осталось только найти место для быстрого и интересного блуда. А постаревший, но все еще, как выяснилось, прежний Шурец в оставшиеся минуты до того, как им овладеют практически силой, и более того, уже смирившийся с этим, предался невеселым философским размышлениям.
Отчего пожилые мужчины идут на связь с молодыми женщинами. Может, попросту мужской климакс, хотя некоторые уверены, что это любовь. Последняя любовь, на которую он имеет моральное право, потому что она последняя. Такое происходит часто. В действительности (в чем признается себе далеко не всякий) – это подспудное стремление отдалить старость, смерть и мысли о них. Они все ближе, и мысли о них все чаще. А интерес к тебе молодой женщины дает возможность думать о финале жизни реже, а то и вовсе не думать. Создается иллюзия, всего-навсего иллюзия. Но она так напоминает правду, что перестает на время быть иллюзией. Ты начинаешь думать, что итог еще далеко, что все возможно, ничто еще не кончено, что есть будущее, и не все в прошлом. И ты любишь скорее это ощущение, а не сам предмет, глядящий на тебя с лестным обожанием. Что она любит тебя чаще всего именно за прошлое, за то, чего ты достиг, тебя не волнует, а если и волнует, то ты отказываешься в это верить. Любит – значит, я могу еще быть любимым, могу еще нравиться, и дата рождения роли не играет. Еще поживем, поборемся! Вот и сейчас Александр Юрьевич, наверное, очень захотел опять побыть Шурцом и, четко сознавая, что поддается самообману (а в данном случае далеко не безопасному самообману), столь же четко осознавал, что хочет ему поддаться.
Виола включила дальний свет, но не видно было пока никакой проселочной дороги и даже просто удобного съезда в лес.
– А чего нам стесняться, Саша, – сказала она и вновь положила руку ему, но уже не на колено, а совсем повыше. Решительно положила, в полной уверенности, что возражений не будет, и столь же беззастенчиво стала мягко массировать самое слабое место Шурца, окончательно вышедшее из-под контроля Александра Юрьевича.
Она совсем отвернулась от дороги, не смотрела вперед, а смотрела теперь только на него. Смотрела весело, наслаждаясь своей женской силой, звала, хотела, ждала, не останавливая ни на миг свой одуряющий массаж. Она поглаживала, прикасалась, рисовала эротические узоры на чреслах Александра Юрьевича, все чаще возвращаясь к «молнии» на брюках, и следовало признать, что проделывала все с выдумкой, оригинально и не грубо…
«Талантливые руки, – отметил про себя Александр Юрьевич. – Что же тогда остальное?»
Тщательно оберегаемый до сей поры фаллос нашего героя предательски дрогнул и стал выпрямляться.
– Ого-о! – восхищенно сказала Виола. – Вот и первые успехи. – И пальцы ее осторожно потянули вниз брючную «молнию», последний бастион осаждаемой крепости.
«Ну все, – подумал Шурец с предсмертным ликованием придурка, вознамерившегося поцеловать гюрзу и проверить ощущения. – Все, пора отдаваться». Так раньше говорили только о девушках, теперь, выходит, отдаются и мужчины. Девальвация мужского начала… Не хватало еще шептать, отдаваясь, что-нибудь вроде: «Что ты со мной делаешь! Только не здесь…» «Приехали», – успел он еще чуточку поглумиться над собой, прежде чем…
В следующую же секунду свет фар встречной машины ослепил его, а длинный оглушающий, предупреждающий автомобильный гудок мгновенно заставил забыть о только что возникшем оживлении гениталий. Половая ажитация исчезла гораздо быстрее, чем появилась, уступив место совсем противоположному. Прямо на них, слепя фарами и сигналя, несся огромный грузовой фургон. Виола, слишком поглощенная процессом совращения Александра Юрьевича с истинного пути, совершенно перестала обращать внимание на дорогу и при скорости 120 км в час не заметила, как выехала на встречную полосу.
«Неужели… – мелькнула мысль в беспутной голове Шурца. – Неужели все?! Вот именно сейчас?! Как глупо, однако! Как гадко!» И еще одна: что Вика подумает, когда его останки вместе с останками незнакомой женщины будут выковыривать из чужой машины? Эта пара мыслей просвистела в его голове за какие-то доли секунды, как раз в то самое время, когда лобовое столкновение с огромным грузовиком казалось неминуемым и шансов выжить, хотя бы инвалидом, не было ни малейших.
