политическую линию и разрываясь между двумя традиционными «душами» — реформаторской, с одной стороны, и максималистской и просоветской — с другой. Союз этих двух «душ», считавшихся ранее ее силой, теперь стал слабостью партии. ИКП попыталась выйти из тупика, играя на чувстве политической принадлежности своих членов и подтверждая свои анахронические «отличия» от всех других партий правительственной коалиции, включая ту самую ИСП, с которой у компартии было больше сходства по историческим причинам и политической программе. Уже натянутые отношения с правительством Б. Кракси достигли низшей точки в 1985 г., когда ИКП инициировала проведение референдума против декрета, ограничивающего автоматическую корректировку подвижной шкалы заработной платы; против этого предложения, впрочем, избиратели выступили незначительным большинством.
На эту враждебность и препятствия премьер-министр отреагировал, продемонстрировав лишний раз свой авторитаризм, когда поставил своих доверенных лиц на все ключевые посты и установил контакты с финансистами и аферистами, к деятельности и спекуляциям которых он относился благосклонно. Наиболее известный из этих карьеристов — Сильвио Берлускони, создавший свою медиаимперию именно благодаря помощи социалистов.
Эта смесь вседозволенности и стремления расширить число сторонников ХДП, а также карьеризм социалистов не могли существовать вечно. В марте 1987 г. напряженная ситуация внутри правящего большинства заставила Б. Кракси уйти в отставку, и пришлось распустить парламент. И хотя ХДП и ИСП вышли победителями из испытания новыми выборами и несмотря на очень плохие результаты для коммунистов, основной чертой политической ситуации в стране по-прежнему оставалась хроническая нестабильность. За пять лет, с 1987 по 1992 г., сменилось четыре правительства под председательством христианских демократов, которые, впрочем, с трудом существовали лишь благодаря амнистиям, мораториям и отсрочкам. Например, этим объясняется то, что все последние составы парламента за все сроки своих полномочий так и не приняли закон, обоснованность и необходимость которого признавали все без исключения партии. Речь идет о повышении возраста детей, охваченных обязательным школьным образованием, до уровня европейских стран[573]. Итак, в Италии проживает самая малообразованная молодежь в Европе.
Такая сдача позиций руководителями и институтами, ответственными за политическое управление, объясняет, почему по инициативе групп меньшинства, а иногда и простых граждан, уже многие годы каждую весну итальянцам приходится голосовать на постоянно растущем числе референдумов. Многие из них необоснованны, некоторые даже вредны, как, например, единственный в Европе пример референдума, заблокировавшего производство атомной энергии. Между тем финансовое положение страны, скомпрометированное практически уже неконтролируемым государственным долгом, постоянно ухудшалось, а в сентябре 1992 г. правительство под председательством социалиста Джулиано Амато было вынуждено девальвировать лиру, что повлекло за собой выход Италии из европейской валютной системы[574].
Лишенная авторитета и энергии политическая система получила подарок в феврале 1992 г., когда миланские судьи застали на месте преступления коррупционера — второстепенного руководителя социалистов Милана. Впрочем, это был не первый скандал в истории того, что отныне называют «Первой Республикой». Долгое время пользовавшийся покровительством политиков финансист-банкрот Микеле Синдона скончался в тюрьме в 1979 г.; возможно, произошло самоубийство, а может быть отравление; это неизвестно[575]. В 1982 г. другой финансист-банкрот, также пользовавшийся защитой Рима и Ватикана, был обнаружен повешенным под мостом Блэкфрайрс в Лондоне[576]. Самый серьезный скандал был вызван взятками, выплаченными американской компанией «Локхид» нескольким итальянским политикам, что повлекло за собой отставку президента Республики Джованни Леоне в июне 1978 г. По мере развития и расширения следствия миланскими судьями казалось очевидным, что речь в данном случае идет уже не об отдельных преступлениях некоторых политиков, а о настоящей системе, где царили коррупция и закон молчания, в которой участвовал весь политический класс, «Танджентополи», если воспользоваться выражением, мгновенно ставшим популярным. Некоторые лидеры партий правительственного большинства, среди которых были Беттино Кракси и политический секретарь ХДП Арнальдо Форлани, крупные предприниматели и даже ряд второстепенных деятелей ИКП, были вынуждены предстать перед правосудием.
Итог такого юридического циклона (а по-другому это и не могло произойти) — кризис доверия, который в прошлом касался только отдельных политиков, подозреваемых в коррупции, или политически изолированных партий, превратился во всеобщее недоверие к политике как таковой. Термины «политика» и «политики» стали иметь уничижительное, если не презрительное значение, особенно у той части общественности, которая больше всех обозлилась на замешанных в скандале, потому что совсем еще недавно она голосовала на выборах за этих деятелей. Коррупции в институтах, которые теперь окрестили «дворцами», и ограниченному доверию, которое они вызывали, противопоставлялась добрая воля, по определению честных «людей», и жизнеспособность «гражданского общества».
Честно говоря, это «гражданское общество» было всего лишь своего рода сборищем разнородных и не всегда готовых примириться интересов и требований. Что общего может быть между законной злостью руководителей предприятий, которых вынуждали платить взятки, и гневом миллионов безработных, стремлениями женщин и феминистских движений, между гораздо менее ясными интересами корпораций и классов, пользующихся гарантиями и протекцией, обеспокоенных последствиями более жесткой политики, и интересами 50, а то и 40-летних пенсионеров, налоговых мошенников и фальшивых инвалидов? И, опираясь именно на такой бесформенный протест, возникла Лига Севера[577]. Впервые за весь послевоенный период политическое движение подняло флаг сепаратизма, но в этот раз не на Сицилии, а в самых богатых — северных регионах Италии. И не угроза практически невозможного осуществления этих требований и не беспокоящая ограниченная их поддержка, а именно невежество и эгоизм обусловили появление феномена Лиги.
Если это движение стало новым феноменом, то сицилийская мафия и каморра области Кампания являлись старыми, по-прежнему тревожными и опасными проблемами. В некоторых зонах Сицилии и Кампании упомянутые преступные организации действительно контролируют всю территорию. Они получают огромные доходы от незаконной торговли наркотиками и оружием, а с недавнего времени и благодаря контролю над нелегальной иммиграцией. Затем мафия и каморра отмывают деньги через легальную экономику и в этих целях устанавливают контакты и привлекают к сотрудничеству представителей финансовой сферы, политики и государственных органов власти. Сейчас ожидается решение суда по делу бывшего председателя Совета министров — христианского демократа Джулио Андреотти, который обвиняется в участии в мафиозной структуре[578].
В политическом плане этот беспрецедентный по сложности кризис привел к поразительным последствиям. Среди традиционных партий Италии выжила только ИКП. В 1989 г., после падения Берлинской стены, секретарь компартии Акилле Окетто взял на себя личную ответственность за отказ от названия и символов партии. В результате горячих споров, продлившихся почти два года, было одобрено его предложение: родилась Демократическая партия левых сил (ПДЛС)[579], а наиболее радикальное и просоветское крыло создало свою независимую партию — Партию коммунистического возрождения (ПКВ)[580]. Итальянское социальное движение
