откликаются на зов когда считают нужным, оказывают поддержку и дают знаки. Ты одна из тех, кто важен… и поэтому, тебе выпадает самая горькая монета, всегда встающая на ребро, не давая увидеть ни истинного света, ни кромешной тьмы. Что же до этого жреца… Как я и говорила, на Мирене лежит тяжесть мыслей, но далеко не только это мешает ей изменяться, к сожалению, не только это… Жрец крови, он предал свою суть, он усомнился в богах и их методах, он взял на себя их роль. Он возвысил себя слишком сильно, забыв что смертен. Ты ведь что-то нашел при нем, не так ли, брат? - Аколит отвела от меня взгляд, медленно поднимаясь с колен и оглядываясь на названного брата, который продолжал стоять одной ногой на шее жреца, начисто игнорируя отчаянные хрипы и стоны, доносящиеся от придавленного служителя Их воли. На секунду, я даже подумала, что возможно, смерть от удушья станет куда благороднее, куда легче и безболезненнее, чем то, что могло бы ожидать мужчину под пытками. - Продемонстрируй свою находку.
- Он пытался разбить это, но не успел. - Порывшись в своем мундире, он достал из-под него небольшой округлый флакон, в котором барахталась бесцветная жидкость, от которой тянулся тихий шепот и рвущиеся наружу желание, жажда мести, отчаяние, ненависть и страстная похоть. Я пораженно глядела, как эта склянка приближается ко мне, в ушах раздался шум воды, заглушивший все вокруг, странный треск и кряхтение, я стала видеть странных существ и поразительных созданий вокруг, а после, все закончилось, ровно вместе с тем, как Аколит, с явным интересом, растворила в бесцветной жидкости несколько капель нашего алого эликсир, который поселил в серости и мути, царившей внутри закалённого стекла, багряный оттенок, похожий на свернувшуюся в самой себе змею.
- Нашли антидот… похвально, пожалуй, я недооценивал жрецов этого дома… - Прохрипел жрец, сплевывая в сторону от себя, по-прежнему пытаясь дотянуться до книги, но изящное движение Аколита, выбила её с пояса, отбросив в противоположную сторону комнаты и лишив мужчину всякой возможности для побега. Жрец в отчаянии сжал кулаки, тускло ухмыляясь под своим капюшоном. Его тело издало тяжкий хрип, после чего, он безвольно обмяк. И вновь, я понадеялась, что прямо сейчас, он погибнет, избавившись от боли, от пыток и последующей казни. Все могло закончится прямо сейчас, но вскоре, раздался его голос. - Спасение Мирен… вы даже не знаете, на что обрекаете ее... Ради чего спасаете от лекарства...
- Ты же ощутила это, да, Лиз? Он травил этим девушку уже очень долгие месяцы, если не голы а для чего… Вам предстоит выяснить самим. Если не желаешь проливать его кровь, то просто сломи разум, узнай секреты, пользуйся тем, чем являешься. - Шепотом, на ухо, посоветовала мне девушка, после чего выскользнула из комнаты, оставив нас троих наедине, словно ничего удивительного не происходило, словно все это, лишь... Еще одно занятие. Но что куда важнее, что поставило меня на край обрыва, по прежнему был один простой вопрос. Верила ли я ей? Правда ли мы можем привести приговор в исполнении только из-за того, что сейчас… он имел при себе странный отвар? Но она была права в одном… я могла не проливать крови, я была магом, я должна помнить об этом, сломить защиту, увидеть мысли, ощутить естество и понять суть, не используя для этого боль и принуждение. Пусть кровь льет Аколит, если так желает причинить боль… Мне до одури противно оказалось даже думать о том, чтобы врезаться в плоть священника лезвием, резать его, до плоти. Я отошла назад, обратно к столу, резко вращая головой из стороны в сторону, ясно давая понять юноше, глядящему на меня с немым вопросом, что не собираюсь участвовать в пытках, по крайней мере, пока что. Нужно просто расколоть сознание… и мы сможем избежать лишней крови, или даже его смерти. Нужно просто... Понять суть.
- Слаба. - Проконстатировал Аколит, абсолютно ровным голосом словно он знал ответ сразу, но в нем осталась вера, после чего оглянулся на стоящую рядом Гвин. Меня это ничуть не задело, возможно, даже напротив, утвердило мысли о том, что я смогу использовать свой собственный путь, ради того, чтобы найти правду. Если для него слабость, есть разумность и милосердие по отношению к брату нашему во свету, пусть и возможно заблудшего во тьме, то лучше я признаю себя слабой, чем окроплю, возможно невинной, кровью полы этого места, святого места, которое Аколит сам осквернил собственной проклятой жизнью и судьбой. Мы убивали жреца прямо около статуи Мириана… какой кошмарный грех… Как можно просто так проливать святую жреческую кровь, перед ликом его покровителя, не взирая на Его гнев и Его волю. Один раз Аколит нарушил Божественный наказ, неужели вновь он будет относиться к божественным желаниям и слугам так? Неужели не было иного пути, правда ли мы были обречены на подобное зверство? На ужасный грех, лишь ради того, чтобы... Что? О чем мы хотели узнать, ради чего он делал это? Почему бы просто не дать мне шанс исправить это все, поговорить с ним наедине, дать узнать правду о том, что происходит. Я... Могла бы узнать истину попросту раскрыв его затянутый тьмой разум, просто дайте мне время, и не прольется лишней крови. Только не жреческой, не его. - Надеюсь, ты окажешься сильнее, Гвин.
- Да… Я готова, мой наставник, все будет исполнено в лучшем виде. - Я удивленно взглянула на Гвин, стараясь не показать того разочарования, что на секунду, промелькнуло в душе, вызывая отторжение, прошедшее по всему телу. Это… было слишком неправильно, я не хотела разочаровываться в девушке, даже несмотря на то, что она без всякого сожаления и сомнения, приняла в ладони кинжал, предложенный аколитом. Она сделала это почти что с честью, несмотря на то, как бессердечно она признала то, что мы собираемся осквернить святилище, убить жреца, что верно служил на протяжении целого века, безукоризненно исполняя Их волю. Ее лицо хмуро отражалось на глади кинжала, я всматривалась в зрачки, пытаясь отыскать, почему она так просто подняла руку на служителя крови, на жреца… который возможно, и вовсе не виновен, про которого мы не знаем ничего, даже имени. И словно в тот же миг, чувствуя мое смятение, ощущая, как я медленно утрачиваю веру, в ее праведность, в ее святости… она подняла взгляд, глядя ровно на меня,
