лёгких и поморгал. Очевидно, говорить ему было очень трудно. Лания понимала зачем он взялся откровенничать: показывал, что он тоже может быть слабым.
— Всё бы ничего, если бы эти тренировки не длились двадцать четыре часа в сутки. Если у меня что-то не получалось — лупил плёткой для скота, но делал так, чтобы следы его «воспитания» можно было скрывать одеждой. Он искусно выбирал такие места и знал, как причинить невероятную боль. К пятилетию, сломался и я сам. Я очень смутно помню, что было в следующие года моей жизни. Но никогда не забуду, как он запирал дом изнутри, прятал ключи и начинал свою охоту. Мы с мамой прятались под полом, сидели там и дрожали, тихонько выплакивая ненависть и страх. Никогда не забуду, как отец вытаскивал маму за волосы и избивал, мучал остатки здравого рассудка, пока она не теряла сознание.
Я всегда думал, почему мы не могли сбежать, а после понял, что нами овладевал ужас. Мы ничего не могли с этим поделать. Дрожащие руки, — внезапно выдал Валтис, глядя на свои. Его пальцы тряслись. — Отец ненавидел, когда наши с матерью руки дрожали, если мы куда-то выходили всей семьёй. Наверное, поэтому я зверел всякий раз, когда видел, как ты трясёшься от страха. Мне хотелось выбить эти воспоминания из своей памяти, от этого даже сам не заметил, как стал копией того ублюдка, — он сжал кулаки, а глаза его начали медленно рдеть. — Тем не менее, для нас однажды выпал шанс.
Сайд «Пёстрых камней», Дом семьи Крадманов
Страх болезненно пульсировал в висках, пока сердце как ошалелое разносило удары по всему телу. Затуманенный разум непрестанно завывал в ночной тиши, лишь звёзды были свидетелями чудовищных и всепоглощающих мук. Маленький мальчик лежал на своей кровати и наблюдал пустым взглядом на небо через окно. Изнутри оно было заперто на замок, как и все остальные окна в доме, лишь маленькая форточка пропускала в комнату свежий воздух. С каждой секундой он все сильнее сжимался в клубок, прижимал руки к груди и ощущал незримые нарывы, раздирающие его изнутри.
Он знал, что молиться бесполезно — Светлая Дева либо не желала слышать его мольбы, либо её и вовсе не существовало, а значит, никто и представить себе не мог, что творилось в стенах этого дома.
«Никто не придёт, никто не поможет, никому нет дела», — беспрестанно прокручивал в голове ужасающие мысли Валтис. Осторожно растирая ноющие от боли рёбра, мальчик скривился. Синяк под тонкой футболкой пылал всеми оттенками сизого и лилового, а по краям растекался грязно-горчичный.
Страх от неизбежного прихода тирана, не позволял успокоиться ни на мгновение. Крадман уже не понимал, кто или что он есть, ведь после «работы» над его сознанием остались лишь разорванные куски плоти, которым никогда не суждено зажить. Дрожь в руках не прекращалась. Валтис прислушивался к каждому звуку в доме и истерично дрожал, когда половицы, ведущие к его комнате надрывно скрипели. Воздух протискивался в лёгкие и обжигал их.
Ребёнок догадывался, что пара постей либо треснули, либо и вовсе сломались. Валтис гадал, после какого удара в этот раз отключится и проснётся ли, думал, как ему в рот снова впихнут тряпку, чтобы не смел кричать, думал о боли, после которой всё меньше хотелось жить. Закончится ли она когда-нибудь? Он не знал, как и не знал, сколько ещё должен терпеть все те зверства.
Стерев с щёк слёзы, Валтис замер. По ту сторону двери раздались шаги и противные визги досок. Сердце в груди, точно замерло. Он инстинктивно хотел подскочить и спрятаться, но любое движение отзывалось в теле острой болью. После неудачной попытки мальчик замер на месте, зажал свой рот рукой и проклинал громко бьющееся сердце, которое, как ему казалось, было слышно даже снаружи дома.
Дверь медленно отворилась протяжно скрипнув. Страх обернулся в ужас и Валтис зажмурился, стараясь сдерживать рвущиеся из горла крики.
«Он снова сделает мне больно. Почему он не оставит меня в покое, почему не сдохнет?» — мысленно завыл он. Лёгкие шаги стремительно приближались. Чьи-то руки осторожно обхватили его щёки. Шершавые пальцы прошлись по щекам, стирая слёзы.
— Тише, мальчик мой! Веди себя тише! Он не должен нас услышать! Поднимайся, скорее, мы должны выбраться из этого ужаса! — шепот матери надломился.
Валтис сразу же распахнул глаза и ощутил не с чем не сравнимое ликование. Он уже успел почувствовать вкус свободы в мелькнувшей мечте, успел увидеть новую жизнь с мамой и услышал их смех. Но на смену в тот же миг пришла тревога. Она подобно черни начала стягиваться в груди, хотела погасить лучи надежды, хотела снова его сломать и разрушить.
— А если он нас поймает? — дрожащим голосом вымолвил Крадман.
— Поэтому мы и должны поторопиться, — в чёрных глазах матери мелькало волнение и не менее ужасный страх. Она полезла в карман своего потрёпанного платья и осторожно подцепила ключи от дома. — Он спит, мы должны успеть, слышишь? Мы должны успеть!
Валтис качнул головой, но отчётливо ощущал, что страхи их обоих витают рядом и пытаются сцепиться на шеях, подобно петле. Мать подхватила сына на руки и тихо покралась по коридору. Каждая кряхтящая под ногами ступенька, казалось, так и норовила их выдать. Сердце ускоряло бег с новым звуком пола. Женщина зажмурилась и сжала губы. С трудом преодолев лестницу, она прокралась в коридор мимо пьяного мужа, заснувшего прямо за столом с пустой бутылкой в руках. От одного вида его рук и тёмных волос, Валтис задрожал с новой силой, а в голове загудела сирена. Мать крепче сжала сына и скользнула в узкий проход ведущий к двери.
Гнетущая атмосфера раскаляла и без того воспалённые нервы и играла мерзкую мелодию, подобно неумелому скрипачу. Когда женщина отпустила сына, тот почувствовал насколько слабы его ноги и боялся, что упадёт и тем самым выдаст их. Потому он опёрся о стену и диким взглядом наблюдал за проёмом, где в любой момент мог появиться отец. Блёклый свет падал на новенькие тёмные ковры, освещал семейные фотографии, где Крадманы притворялись счастливой семьёй. В том конце коридора виднелся край деревянного стола, который глава семьи бесчисленное количество раз опрокидывал. Он расположился на уже выцветшем ковре с завитушками, которые Валтис успел выучить наизусть, пока лежал на полу и пытался отвлечься от боли.
Отец старался обновлять интерьер, когда кровь сына и жены впитывались настолько, что оттереть становилось невозможно, а потому большинство ваз, ковров и покрывал на мебели менялись с поразительной частотой.
Мать разжала
