Дрейк засмеялся.
— Договорились… Эмил.
Кто бы мог подумать, что тьма в его глазах тоже умеет улыбаться?
В карете я спала. Спала я и позже, когда один из охранников нёс меня на руках по дворцу. Спала, когда он положил меня на кровать и укрыл одеялом, спала, слыша рядом чьи-то тихие и знакомые шаги…
Запах этого человека я узнала бы из тысяч, миллионов других запахов. И я вдыхала его, вдыхала в себя, наполняя им лёгкие, и чувствуя, как боль и отчаяние уходят из сердца.
Я открыла глаза, ощутив почти невесомое прикосновение к щеке. Тёплая улыбка и моё отражение в его глазах. Отражение, которое всегда казалось мне удивительно прекрасным. Улыбка, подарившая мне так много…
— Ты останешься? — прошептал Грэй, и я глубоко вздохнула, когда его дыхание коснулось моих губ. Словно он уже поцеловал их.
Я не ответила. Просто подняла руки, обняла его и закрыла глаза.
Я была не готова к этому разговору. Не сегодня.
Не сейчас.
Проснулась я, услышав весёлый голос Эдди.
— Дедушка, тебе не кажется, что мама спит слишком много? А, дедушка?
— Так бывает, Эдди. Она просто устала и… кажется, проснулась. Рональда?
Я потянулась, чувствуя себя замечательно. Восстановилась я действительно очень быстро, и теперь вновь была полна силы и магии.
Небо за окном было красным — значит, уже вечер. Император с моим волчонком сидели за столиком и увлечённо открывали крышки блюд, собираясь ужинать, и еды было столько, словно она предназначалась не для двоих человек и одного ребёнка, а для целой дюжины стражников, уставших после дежурства.
— Мама! — воскликнул Эдди, увидев, что я встаю с кровати. — Ты спала в платье?! А разве так можно?
— Нельзя, — ответила я, разглаживая руками складки на подоле. — Но иногда приходится.
— А я…
— Нет, — ответили мы хором с императором и засмеялись. — Нельзя, Эдди, — продолжила я. — Да и я больше не буду этого делать.
Эдигор посмотрел на меня с некоторым скепсисом во взгляде, и я слегка смутилась.
— Я постараюсь, — уверила я его. Император фыркнул.
— Ладно уж. Садись, ужинать будем.
Я подошла к столику, опустилась в кресло и сразу заметила, что возле столика стоит ещё и небольшой алый пуф.
— А кто…
— Интамар, — ответил император спокойно. — Придёт через пару минут.
Наверное, его величество думал, что я буду возражать, но я не стала этого делать. Вместо возражений я принялась рассматривать блюда на столе. Некоторые изыски я раньше не видела. Какие-то… раковины?
— Это моллюски. Тебе вряд ли понравится.
Я поморщилась, и Эдигор рассмеялся.
— Дедушка… а тут столько пирожных… А какое мне?
— Во-о-он то.
— Но оно же самое маленькое!
— Потому что ты у нас самый маленький. Это справедливо.
Я хихикнула, Эдди надулся, и тут в комнату вошёл Грэй.
Он был как-то странно напряжён, натянут, словно струна. Однако улыбнулся, услышав громкий вопль сына:
— Папа! Садись скорее, а то я так кушать хочу, не могу прям.
— Эдди, — укоризненно покосилась я на мальчика, но не выдержала и фыркнула. Наверное, это помогло Грэю — я заметила, что он расслабился.
— Садись, сын, — кивнул император. — Сегодня у нас много твоих любимых морепродуктов.
— Это радует.
Так как столик был низкий, всем пришлось раскладывать себе еду по тарелкам, а затем ставить их на колени, и так есть. Не очень удобно, зато уютно.
— Наверное, это нельзя, да, ваше величество? — спросила я у Эдигора. — Ну, не по этикету.
— Рональда, — он улыбнулся, положив мне на тарелку ещё один кусок овощного пирога. Я попыталась его остановить, но император только хмыкнул. — Следует разделять этикет для официальных мероприятий и тихий ужин в кругу семьи.
— Не такой уж тихий, — Грэй строго посмотрел на сына. — Эдди, не чавкай.
— Так вкуснее!
— Есть вещи, которые нельзя делать и в кругу семьи, но ты и сама знаешь, что это. В придворном этикете правил, конечно, больше. Намного. Но это не значит, что император не имеет права поужинать, сидя на полу. Если при этом, конечно, не присутствует эльфийское посольство. Для них подобное поведение будет равно оскорблению, ведь на полу едят животные.
— Пап, — Грэй впервые обратился так к Эдигору, и я вздрогнула, — хватит превращать ужин в лекцию.
— Ты прав. Ешь, Рональда. Придворный этикет — не такая уж интересная тема для разговоров.
Тихая, неторопливая беседа, весёлый смех Эдди, всё понимающие глаза императора, улыбка Грэя. Поначалу робкая и неуверенная, к концу ужина она превратилась почти в счастливую.
И я вдруг застыла, встретившись с ним глазами. Застыла, потому что поняла одну вещь. Ту самую, которой мне не хватало для того, чтобы все кусочки мозаики наконец встали на свои места.
Я хочу, чтобы он был счастлив. Наверное, я хочу этого не меньше, чем Нарро хочет снять проклятье.
— Эдди, — сказал император, посмотрев на внука, — кажется, кому-то пора спать.
— Кому? — спросил мальчик, широко зевнув.
— Тебе, — засмеялась я. — Пора-пора, сладкие сны тебя уже заждались.
Он шмыгнул носом.
— Мам, я хочу остаться с тобой. Можно?
— Остаться?.. — переспросила я удивлённо, но Грэй меня перебил:
— Конечно, можно. Ронни, тебе помочь его уложить?
Я кивнула, краем уха услышав, как император по переговорнику просит Тадеуша прислать слуг, чтобы убрали со стола. Они вошли в мою комнату спустя десять секунд, я даже не успела встать с кресла, быстро подхватили подносы, смели крошки со столика, протерли его приятно пахнущей тряпочкой и удалились. Император ушёл вместе с ними, пожелав мне спокойной ночи и кинув на Грэя предостерегающий взгляд, в ответ на который тот лишь улыбнулся и покачал головой.
Вместе мы помогли Эдди умыться, вместе переодели в пижамку и уложили в постель. В мою постель.
— Я подумал, что тебе будет приятно, если он останется сегодня с тобой, — тихо сказал Грэй, поцеловав сына в щёку и выпрямляясь. — Ронни, это ничего… в смысле я ни к чему тебя не принуждаю. Просто…
Я смотрела на него и улыбалась.
Наверное, я всегда буду поражаться, каким удивительным образом в этом мужчине сочетаются одновременно жёсткость — даже иногда жестокость — и мягкость, способность сочувствовать и сопереживать. Как он умудряется быть одновременно таким… простым, своим, родным Грэем… и необыкновенно сложным принцем Интамаром.
