Книга Когда мертвые говорят - Анна Мария Роу

Двери у часовни дубовые. Способные выдержать не одну осаду. Лихих ли людей иль тварей, с которыми не каждый колдун справится.

А может, это и не часовня вовсе, а маленькая церковка, приютившаяся на негостеприимной болотной равнине.

Не важно.

Здесь его ждет огонь в очаге, горячий ужин, отдых…

— Чего тебе, путник? — Дверь отворяет верзила почти двухметрового роста. Неверный свет свечи искажает черты лица, делая монаха чуть краше, чем разбойник с большой дороги. Возможно… Новый бог принимает под свое покровительство всех без разбора.

— Пустите переночевать, брат. — Голос едва слышен. Сипит, срывается. Братом называть безродного язык не поворачивается. Да выбора-то и нет.

— Проходи. — Монах пропускает гостя внутрь.

В затуманенной усталостью голове забилась тревожная мысль. Почему он не выглянул в смотровое окошко, а сразу открыл дверь. Не боится? Кого-то ждал?

Сил, чтобы спешиться, а не упасть с лошади едва хватает. Верного коня оставляют на попечение замухрышки-мальчонки, а сам рыцарь, прижимая к себе меч и сумку, идет за великаном в трапезную.

— Вы очень смелы…

Драгоценные камни жгут даже через слои мешковины.

— А кого нам тут бояться, неизвестный брат, — басом хохочет монах, ткань рясы на плечах трещит. — Разбойники к нам не ходють, а болотники — так то выдумки крестьян местных. Ты заходи, на ужин успел, и ладно. Отведай скромной пищи, не побрезгуй.

Рыцарь бросает свой плащ у ярко горящего камина, садится на скамейку, здоровается с двумя или тремя монахами, которые, прервав трапезу, безмолвно внимательно смотрят на гостя. Путник хватает тарелку с кашей, протянутую кем-то из хозяев, и начинает жадно есть. Словно ничего вкуснее он в жизни не пробовал.

Как блеснули глаза верзилы, Эван Дональд Мак-Грегор уже не видит. И не сверкают очи сынов человеческих мертвым светом болотной зелени.

— Милли Мак-Грегор! Не спи, твой ход. — Маргарет, сидящая напротив за столиком для игры в вист, укоризненно смотрела на подругу поверх веера карт.

— Прости, дорогая, задумалась, — пробормотала Милли, пытаясь силой воли прогнать остатки то ли сна, то ли видения. Что-то они в последнее время часто стали ее донимать.

Старушка сделала ход. Вдова капитана выругалась. Вроде как в восхищении.

Их соперники, Марта и Руби, продолжили и игру и разговоры. Последнее увлекало женщин намного больше.

— О нет, милая Руби! Драгоценности не помогут! Если вы хотите выглядеть дорого, то не стоит экономить на ткани для платьев. Это девиз Чарльза Ворта, а он король модельеров и модельер королей.

— Я таки не спорю. Я в «Вестнике» читала, — понизила тон молодая женщина. — Он собирается на аудиенцию к сивилле, чтобы она посмотрела его будущее! Стоит ли продавать платья в Новый Свет или нет? Говорят, там сплошные аферисты! Жуть как интересно, что она ему скажет!

— Ха! Бабские сплетни! — Маргарет быстро воспользовалась оплошностью леди Додсон и закончила партию. — А про аферистов ты нашу леди Элингтон спроси. Уж эта каракатица все про аферы знает.

Милли задумчиво наклонила голову, рассматривая своих партнеров по игре. Уж ей-то было точно известно и про Ворта, и про его визит к пророчице.

— А как вы думаете, дорогая Руби, — протянула почтенная леди, — что сивилла посоветует этому, несомненно, талантливому модельеру?

— О! — Молодая женщина экспрессивно махнула рукой. — Наверняка не разрывать партнерство с… ну как его там… Бобсоном или Вильсоном.

— Бобергом, — аккуратно поправила ее Милли. — Но говорят, что он не дает таланту Ворта развернуться в полную силу.

— Да что вы говорите! — Руби резко вскочила и столкнулась с големом, который медленно нес чай и кофе. Слуга неуклюже зашатался и уронил поднос с чашечками, чайник разбился, сахар рассыпался по ковру с длинным ворсом, молочник, как живой, прыгнул в руки леди Додсон и тотчас же выскользнул, оставив на лифе модного и дорогого платья противное гадкое пятно.

Руби посмотрела на свои руки, на осколки фарфора, на испорченный наряд. Нижняя губка женщины задрожала.

— Отставить слезы! — гаркнула Маргарет. Руби подавилась обидой и рыданиями, а Клара сочувственными словами, столь же лживыми, как миражи в пустыне. — Говорила же я Рэймонду, от этих безголовых селедок проку ноль. Опять на мель сели. Разрядились то бишь! Эй, ты! — поманила она к себе горничную. — Проводи леди в ее комнату. А ты, шаланда, полная кефали, убирай. — Вдова указала трубкой на осколки сервиза на ковре.

Голем, так неудачно справляющийся с обязанностями официанта, начал послушно скатывать ковер. Сил у него было немало — столик для виста, кресла и напольная ваза опасно задергались. Дамы предусмотрительно повскакивали со своих мест.

— Ах ты, акулья отрыжка! — Маргарет затопала ногами. — Я же четко выразилась, кальмар тебя полюби! Яснее ясного!

— Приказ не ясен! — Слуга перестал тянуть ковер и все, что на нем стояло, выпрямился и, не мигая, уставился на женщину.

— И вот так каждый раз, — пожаловалась она подруге. — Ставлю сундук с сокровищами Черной Бороды против гнилого зуба старого капитана, что римляне научились бастовать, насмотревшись на этих чурок!

И набрала в грудь побольше воздуха, чтобы четче сформулировать свое требование. Но тут дом сотрясли душераздирающие вопли ужаса и отчаяния.

Маргарет, ругающаяся, как пьяный матрос, бледная Клара и испуганная Милли выбежали из комнаты, спотыкаясь, поднялись по лестнице на второй этаж, там их нагнали обеспокоенная Флоренс и недоумевающая Марта. Как же! Из комнат четы Додсон доносились такие рулады, что сделали бы честь самой оперной примадонне!

— Что случилось? — задыхаясь, спросила Клара.

— Не знаю! — Марта уже колотила кулачками в дверь. — Нам нужно позвать кого-то из мужчин! Тут заперто!

— Не надо никого звать. — Флоренс отодвинула ее плечом, сняла с подвески-шатлена длинный ключ и в два оборота открыла дверь.

— О, наконец-то за ум взялась! — проворчала Маргарет, которая раньше не замечала, чтобы юная леди Элингтон интересовалась хозяйскими делами, используя шатлен не для ношения ключей, часов или вышитого кошелечка со швейными принадлежностями, а как «держатель для юбок».

Женщины вбежали в спальню к леди Додсон и замерли. Руби рыдала, размазывая по лицу тушь и румяна, перебирая обрезки юбок, корсетов, лифов дорогих платьев. Она их прижимала друг к другу, словно каким-то чудом ворохи разноцветных полосок могли вновь стать целыми нарядами, шедеврами дизайнерской мысли.