Книга Особняк на Трэдд-стрит - Карен Уайт

Через три дня после моего обращения «в истинную веру» в «Черной бороде» я стала владелицей древней кучи трухлявых пиломатериалов, получив в качестве обременения собаку, домработницу и чувство вины длиной с реку Купер. Позднее я не раз задавалась вопросом, как так получилось, что моя прекрасная жизнь изменилась в одночасье, и единственный ответ, который приходил мне в голову, состоял в том, что в момент слабости я позволила охмурить себя таким мелочам, как фарфор в розочку и письмо, написанное от руки на хорошей бумаге.

Я вернулась в дом на Трэдд-стрит, чтобы сражаться. Я даже захватила с собой грабли, лопату и ручной садовый инструмент с заостренными зубцами, название которого я не могла вспомнить. Все это мне одолжила наша секретарша, Нэнси Флаэрти, когда я поведала ей о состоянии сада. Более того, она даже знала, что такое «роза Луизы».

– Само существование этой розы в этом мире в твоих руках, Мелани, – торжественно изрекла она, вручая мне лопату.

Невольно почувствовав себя этаким сэром Ланселотом, я закатила глаза.

– И когда только ты выкроила время на изучение садоводства?

Нэнси отказалась клюнуть на мою наживку.

– Садоводство не изучают, Мелани. – Она прижала к груди затянутый в перчатку для гольфа кулак. – Его носят вот здесь. Ты или рождаешься с ним, или нет. Кто знает? Вдруг у тебя это тоже есть.

– Я не из породы заботливых – да ты и сама знаешь. Я даже не держу дома цветы. Может, мне стоит просто замостить сад и покончить с головной болью?

Она посмотрела на меня так, словно подумала, что я шучу.

– Не торопись. Вдруг тебе понравится заниматься садом?

Взяв садовый инвентарь, я направилась к двери.

– Верно. Вдруг окажется, что я люблю старые дома, вместо того чтобы думать, что это просто огромные дыры в земле, в которые глупые люди бросают деньги, – и с этими словами я спустилась по ступенькам крыльца.

Нэнси не спешила закрыть за мной дверь.

– Случались и куда более странные вещи.

Я стояла уже на тротуаре, когда Нэнси снова окликнула меня.

– Тем более что ты ошибаешься.

Я остановилась и посмотрела на нее.

– Это в чем же?

– В том, что ты не из породы заботливых. Большинство людей на твоем месте давно бы списали твоего отца.

Не дожидаясь моего ответа, она захлопнула дверь офиса. Я осталась стоять на тротуаре, со смесью злости и восхищения глядя на закрытую дверь. Постояв так еще минуту, с робким чувством надежды, кто знает, вдруг я не так уж безнадежна в том, что касается домашнего садоводства, я зашагала по улице к машине.

Увы, стоя по другую сторону калитки дома номер 55 по Трэдд-стрит, я уже точно знала: Нэнси ошиблась. И вновь мысленно вернулась к своей идее замостить сад. Тем более что идея эта была куда лучше других вариантов.

Открыв калитку, я шагнула в нее, в очередной раз отметив, как легко, без каких-либо протестов, та распахнулась на старых петлях. Я постояла мгновение, прислушиваясь. К моему великому облегчению, не услышав ничего, кроме пения птиц и гудения пчел, я направилась в боковой сад с его внушительными зарослями сорняков и заброшенным фонтаном.

Запах роз был сильным, но не удушливо-приторным. Скорее, это было похоже на приятное воспоминание, например, о том, как любимая бабушка укладывала вас вечером спать. У меня не было такого воспоминания, но аромат, которым был пронизан этот уголок сада, дарил мне странное умиротворение.

Я поставила сумку, которую дала мне Нэнси, избегая смотреть в глаза несчастному херувиму, снова обошла фонтан и, топча кедами высокие сорняки, вскоре оказалась посреди розового сада. В очередной раз удивившись тому, какой сильный запах издавали всего четыре куста роз, я наклонилась, чтобы выдернуть сумевший пробиться сквозь свежую кедровую стружку сорняк. Впрочем, тотчас заметив другой, я наклонилась, чтобы выдернуть и его. Толком не осознавая, что делаю, вскоре я уже была рядом с фонтаном, исполненная решимости избавить его от сорняков.

Не знаю, как долго длилась эта борьба, но ближе к ее концу я ощутила, что я не одна. Я остановилась и медленно выпрямилась. После длительного пребывания в наклонном положении моя бедная спина запросила пощады. Ощущая затылком знакомую щекотку, одновременно жаркую и холодную, я повернулась туда, где раньше видела качели, женщину и маленького мальчика.

Впрочем, я уже знала, что их там не увижу. Не было никакого скрипа веревки о ствол дерева, даже птичьего чириканья я не услышала. Даже розы пахли иначе: аромат свежих цветов сменился запахом мертвых, гниющих лепестков, слишком долго простоявших в вазе с водой. Сморщив нос, я посмотрела в сторону дома. Мой взгляд привлекли окна второго этажа.

Солнце зашло за облако, и я увидела темную тень, которая, казалось, заполняла собой все окно. Тень приобрела четкие очертания человека. И хотя я не могла рассмотреть его лицо, я ощущала на себе его пристальный взгляд. Тяжелый запах в саду сделался сильнее, насыщеннее. Чувствуя, что меня вот-вот вырвет, я, пошатываясь, отошла от розового сада к ступеням, ведущим на веранду, и дрожащими руками вытащила ключ.

Отразившись от стекла с розой от Тиффани на окошке двери, сверкнуло солнце. По моему многолетнему опыту я знала, что должна выбрать одно из двух. Я могла проигнорировать наваждение в надежде на то, что оно уйдет, или же могла противостоять тому, что будет, лишь бы оно поскорее ушло. С этой мыслью я сунула ключ в замок и открыла дверь.

Внутри приторный запах гниения был даже сильнее. Зажав нос краем рубашки, я заставила себя подняться по главной лестнице и проделала путь в комнату на той стороне дома, где видела в окне зловещую тень. «Я сильнее тебя. Я сильнее тебя», – тихо прошептала я себе под нос, сама не веря, что мои губы произносят слова, которым когда-то учила меня моя мать.

Встав перед дверью, я медленно повернула медную дверную ручку. Легкий толчок, и дверь на тихих петлях открылась, тихо ударившись о стену за ней. Даже не войдя, я поняла: если тут кто-то и был раньше, его уже больше нет. Я заглянула в комнату. Мой взгляд упал на просторную кровать, плотные шелковые шторы и массивный комод. Устыдившись своего любопытства, я поспешила прочь и уже прошла полкоридора, когда поняла: теперь и эта комната, и все ее содержимое принадлежат мне. Я не только могу оставить дверь открытой настежь, но и войти внутрь, не испытывая при этом чувства, будто я вторгаюсь в чужую личную жизнь.