Свободный от вчерашнего и будущего видит сегодняшнее.
К. Малевич, из записейПока Опалин совещался с Соколовым, допрашивал Храповицкого, общался с начальством и обсуждал с Казачинским, как скоро сумеет перебраться в новую квартиру и освободить комнату, жизнь Нины текла своим чередом, что немало озадачивало девушку. Отчего-то ей казалось, что после ночного приключения и встречи с Опалиным все будет не так, как раньше. Но уже следующее утро в благословенной квартире номер 51 показало: никаких перемен в жизни не бывает, а те, которые все же случаются, ведут лишь к худшему.
Для разминки на общей кухне бабка Акулина обвинила Женю Ломакина в краже у нее куска хлеба. Писатель Семиустов нарочито изумился: у такого человека, как Акулина Петровна, никто не осмелится не то что кусок, а и крошку хлеба позаимствовать. Бабка, учуяв возможность скандала, немедленно объявила Семиустову, что он, наверное, считает себя умным, потому как образованный, только вот был бы он умный, жил бы в Лаврушинском в собственной квартире, как все настоящие писатели, а раз он ютится в коммуналке, то не грех бы ему и помолчать. Тут Семиустов, надо признать, изменился в лице, ибо отчаянно завидовал коллегам, обитавшим в знаменитом на всю Москву писательском доме. Здесь в ссору вмешалась мадам Ломакина и заявила, что Акулина наверняка сама съела свой хлеб. Бабка в ответ заверещала, мол, она почти ничего не ест, в отличие от буржуев, которые привыкли лопать по четыре раза в день. Тотчас на подмогу жене подоспел Ломакин: он объявил, что Акулина Петровна постится вовсе не из скромности, а из жадности, и когда она помрет, у нее наверняка найдут наволочки, набитые пачками денег. Окончания ссоры Нина не слышала, потому что позорно сбежала. К первой лекции, впрочем, она едва не опоздала, так как ей пришлось вернуться домой с полдороги – девушка обнаружила, что забыла взять тетрадь для конспектов.
– Ну, как тебе Былинкин? – вполголоса спросила Ленка, когда Нина на лекции села рядом с ней.
У Ленки Елисеевой были блестящие глаза, волосы неяркого мышиного цвета, но уложенные модными волнами, и вздернутый носик. Она не производила впечатления красавицы, однако умела выгодно себя подать, никогда не унывала и за словом в карман не лезла.
– Конечно, вариант так себе, – продолжала Ленка, не дожидаясь ответа подруги. – Живет с родителями, еще там тетка больная. А у Радкевича четыре комнаты, представляешь?
– Кто такой Радкевич? – спросила Нина машинально.
– Ты забыла?! – поразилась Ленка. – Это же он нас вчера в театр провел! Я вообще театры не люблю, но они чем хороши? В театре можно встретить приличного человека…
И она хихикнула. Нина застыла на месте, испытывая мучительную неловкость. Ей и в голову не приходило, что в театр можно ходить не спектакли смотреть, а с совершенно другой, практической целью.
– Кстати, он в разводе, – добавила Ленка.
– Кто?
– Да Радкевич же!
– А я вчера видела, как бандитов задерживали, – ляпнула Нина и тотчас пожалела об этом.
– Да ну! Где?
Шепотом, чтобы не привлекать внимания профессора, который увлеченно говорил о французском классицизме, не забывая для проформы изредка ввернуть цитату и из какого-нибудь коммунистического авторитета, Нина рассказала свое приключение, утаив впечатление, которое на нее произвел Опалин.
– Интересно, а в газете об этом напишут? – добавила Нина. – Или, может, уже написали?
– А тебе бы хотелось, чтобы в «Правде» тебя пропечатали? – прищурилась Ленка.
– При чем тут я? – искренне изумилась Нина. – Там милиционеры жизнями рисковали…
– Ну и что? – пожала плечами Ленка. – Это же их работа. – Однако своим вздернутым носиком она уловила: дело не только в ночном происшествии, но и кое в чем другом. – Тебе кто-то понравился? – спросила она с любопытством.
– Не знаю, – помедлив, сказала Нина.
